Рассказ крыжовник анализ. Анализ «Крыжовник» Чехов

Самая главная ошибка, ошибка роковая - неправильно выбранная главная задача в жизни.

Д. С. Лихачёв

Ради чего человек живёт?

Если он ставит перед собой задачу приобрести как можно больше материальных благ, то самооценка его занижена. Он видит себя только владельцем "иномарки" или хозяином роскошного коттеджа.

Если человек живёт, чтобы приносить людям добро, он высоко оценивает свою роль в обществе.

Он ставит перед собой достойную цель, давая возможность проявиться своему человеческому "я".

Человек не должен стремиться только к личным, узко эгоистичным целям, замыкать свою жизнь на собственных победах и поражениях. Необходимость добра как высшей человеческой ценности должна осознаваться каждой личностью.

Добру учит не только реальная действительность, но и литература. Создавая подлинные произведения искусства, писатели утверждают духовные ценности: добро, красоту и правду. Антон Павлович Чехов - один из тех мастеров слова, кто "не просто описывал жзнь, но жаждал переделать её, чтобы она стала умнее, человечней", как отмечал литератор К.И. Чуковский.

Рассказ "Крыжовник" вместе с новеллами "Человек в футляре" и "О любви" входит в "маленькую трилогию".

В этих произведениях писатель раскрывает тему "футлярной жизни". Повествование о судьбе Николая Ивановича Чимши- Гималайского ведёт его брат Иван Иванович, ветеринарный брат. Это печальная история о том, как скромный служащий казённой палаты, " добрый, кроткий человек", постепенно утрачивает человечность, превращаясь в пошлое, самодовольное существо.

Сын простого солдата - кантониста, дослужившегося до офицерского чина и оставившего своим детям потомственное дворянство, становится настоящим барином, важным и самоуверенным. Деревенское детство с ночным в поле, с рыбалкой не могли не оставить своё след в душе Николая Ивановича. Он тосковал в палате и мечтал о жизни в имении. Рассказчик иван Иванович не одобрял этого страстного желания своего брата №запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу". Мечты казённого служащего постепенно выливаются в определённое желание: иметь усадьбу с барским домом и огородом, где непременно бы рос крыжовник. Этот крыжовник становится навязчивой идеей чиновника. Ради достижения цели он был готов на всё, утрачивая при этом человечность и доброту, потому что ставил перед собой слишком узкие, личные задачи. Постепенно жизнь Гималайского обедняется, никакие сложные, философские вопросы бытия его не интересуют. Духовной пищей Николая Ивановича становятся "сельскохозяйственные книжки и всякие советы в календарях". Он оказывает себе во всём: недоедает, недопивает, одевается, словно нищи, и всё копит и кладёт деньги в банк. В сорок лет служащий женится на старой некрасивой вдове с деньгами. Его не мучает совесть, когда жена умирает, зачахнув от жизни впроголодь рядом со скупым мужем.

Наконец цель достигнута. Усадьба куплена. Иван Иванович навещает имение своего брата с длинным и нелепым названием, но с претензией на значительность: "Чумбароклова Пустошь, Гималайское тож". С помощью целого ряда деталей Чехов подчёркивает, что герой полностью утратил духовность, превратился в сытое, самодовольное существо: толстая собака, "похожая на свинью", "кухарка, голоногая, толстая, тоже похожая на свинью". Да и сам помещик "постарел, располнел, обрюзг, щёки, нос и губы тянутся вперёд, - того и гляди, хрюкнет в одеяло".

"Тяжёлое чувство, близкое к отчаянию", вызвала в Иване Ивановиче сцена, когда его брат "с торжеством ребёнка", получившего любимую игрушку, с жадностью ел жёсткий, кислый крыжовник и нахваливал его. Ветеринарный врач видел "счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась", и ему стало грустно и тяжело.

"Добрые дела" этого вошедшего во вкус помещичьей жизни барина состоят в том, что он лечит мужиков содой и касторкой и в день именин ставит крестьянам полведра водки. В нём развилось "самое наглое" самомнение, и он вещает тоном министра ходячие истины: "Образование необходимо, но для народа оно преждевременно".

Встреча с братом перевернула жизнь Ивана Ивановича. Он увидел в себе нечто общее с самодовольным помещиком. Он тоже был доволен и счастлив и изрекал прописные истины.

Великий гуманист, ненавидящий духовное рабство, а. Чехов утверждал, что, кроме личного счастья, есть нечто более умное и благородное. "Человек с молоточком" за дверью "довольного, счастливого человека" - это совесть, которая не позволяет нам быть спокойными, когда рядом страдают люди.

На печальном примере Николая Ивановича автор учит читателей никогда не успокаиваться, ставить перед собой высокие цели, делать добро. Личное счастье невозможно в мире, где существуют страдание и несправедливость. Человек должен стремиться к духовному совершенствованию.

1. Цель не оправдывает средства. Жадность и черствость Николая Ивановича, многолетние мечты о поместье и крыжовнике разрушили душу пациента. Когда же герой достигает своей цели и вроде бы может освободиться и зажить в полную силу, ему уже ничего не надо, кроме крыжовника, да и забыл он, как жить в полную силу, испытывать те чувства, которые он испытывал в детстве.
Конечно, в рассказе А.П.Чехов не призывает отказываться от материальных желаний, например, от покупки дома с садом. Но важно, чтобы во всем было чувство меры. Нельзя ради достижения цели поступать безнравственно. Фанатичность Николая Ивановича погубило его жену.
Таким образом, наш диагноз – отсутствие чувства меры у пациента.
2. Приземленные мечты приземляют душу. С этим утверждением нельзя не согласиться. А.П.Чехов и в других рассказах обличает пошлость и мещанство. Николай Иванович мечтает о крыжовнике. К чему же будет стремиться человек с такой мечтой?.. Эта мечта быстро осуществима, но оказывается, герой проделывает к осуществлению этой мечты долгий путь. Значит, наверное, воплощение его мечты не есть сама мечта?
Отметим также, что брат пациента предлагает несколько рецептов лекарства. Один из них – делать добро. Что может быть выше этой мечты?
Итак, наш диагноз – неправильная оценка жизненных ценностей, ориентация жизни на достижение материального благополучия.
3. Счастье портит человека. «Счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно»,- говорит Иван Иванович Чимша-Гималайский, брат нашего пациента. Значит быть счастливым безнравственно? Счастливый человек самодоволен и слеп. Достигнув своего счастья, герой тоже стал таким. «Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое», - замечает рассказчик.
Героем, подтверждающий справедливость афоризма, можно считать Алехина, который, как мы знаем, вынужден жить в имении, работать день и ночь. Этот человек не похож на нашего пациента, его нельзя назвать безнравственным, а вот несчастным, пожалуй, можно.
Следовательно, диагноз Николая Ивановича – счастливый человек.
4. Наш пациент, как говорится, из грязи вылез в князи. А.П.Чехов не случайно дважды упоминает об его происхождении: дед – мужик, отец – солдат, дослужившийся до офицера. Зажив помещиком, герой –« прежний робкий бедняга чиновник» - строит из себя барина. Теперь Николай Иванович говорит тоном министра прописные истины об образовании, телесных наказаниях, народной любви к барину. Он наконец-то, смог реализовать все свои амбиции, но, исполняя роль помещика, заигрался и забыл себя.
Мы считаем, что диагноз пациента – повышенное самомнение.)
5. Индивидуальная работа. Оформление «трехчастных дневников».
Пример.
Проблема
Позиция докладчика
Моя точка зрения
Выбора средств достижения цели.
Во всем нужно чувство меры. Нельзя ради реализации своей мечты поступать безнравственно.

Еще с раннего утра всё небо обложили дождевые тучи; было тихо, не жарко и скучно, как бывает в серые пасмурные дни, когда над полем давно уже нависли тучи, ждешь дождя, а его нет. Ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин уже утомились идти, и поле представлялось им бесконечным. Далеко впереди еле были видны ветряные мельницы села Мироносицкого, справа тянулся и потом исчезал далеко за селом ряд холмов, и оба они знали, что это берег реки, там луга, зеленые ивы, усадьбы, и если стать на один из холмов, то оттуда видно такое же громадное поле, телеграф и поезд, который издали похож на ползущую гусеницу, а в ясную погоду оттуда бывает виден даже город. Теперь, в тихую погоду, когда вся природа казалась кроткой и задумчивой, Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна.

В прошлый раз, когда мы были в сарае у старосты Прокофия, - сказал Буркин, - вы собирались рассказать какую-то историю.
- Да, я хотел тогда рассказать про своего брата.

Иван Иваныч протяжно вздохнул и закурил трубочку, чтобы начать рассказывать, но как раз в это время пошел дождь. И минут через пять лил уже сильный дождь, обложной, и трудно было предвидеть, когда он кончится. Иван Иваныч и Буркин остановились в раздумье; собаки, уже мокрые, стояли, поджав хвосты, и смотрели на них с умилением.
- Нам нужно укрыться куда-нибудь, - сказал Буркин. - Пойдемте к Алехину. Тут близко.
- Пойдемте.

Они свернули в сторону и шли всё по скошенному полю, то прямо, то забирая направо, пока не вышли на дорогу. Скоро показались тополи, сад, потом красные крыши амбаров; заблестела река, и открылся вид на широкий плес с мельницей и белою купальней. Это было Софьино, где жил Алехин.

Мельница работала, заглушая шум дождя; плотина дрожала. Тут около телег стояли мокрые лошади, понурив головы, и ходили люди, накрывшись мешками. Было сыро, грязно, неуютно, и вид у плеса был холодный, злой. Иван Иваныч и Буркин испытывали уже чувство мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле, ноги отяжелели от грязи, и когда, пройдя плотину, они поднимались к господским амбарам, то молчали, точно сердились друг на друга.

В одном из амбаров шумела веялка; дверь была открыта, и из нее валила пыль. На пороге стоял сам Алехин, мужчина лет сорока, высокий, полный, с длинными волосами, похожий больше на профессора или художника, чем на помещика. На нем была белая, давно не мытая рубаха с веревочным пояском, вместо брюк кальсоны, и на сапогах тоже налипли грязь и солома. Нос и глаза были черны от пыли. Он узнал Ивана Иваныча и Буркина и, по-видимому, очень обрадовался.

Пожалуйте, господа, в дом, - сказал он, улыбаясь. - Я сейчас, сию минуту.
Дом был большой, двухэтажный. Алехин жил внизу, в двух комнатах со сводами и с маленькими окнами, где когда-то жили приказчики; тут была обстановка простая, и пахло ржаным хлебом, дешевою водкой и сбруей. Наверху же, в парадных комнатах, он бывал редко, только когда приезжали гости. Ивана Иваныча и Буркина встретила в доме горничная, молодая женщина, такая красивая, что они оба разом остановились и поглядели друг на друга.

Вы не можете себе представить, как я рад видеть вас, господа, - говорил Алехин, входя за ними в переднюю. - Вот не ожидал! Пелагея, - обратился он к горничной, - дайте гостям переодеться во что-нибудь. Да кстати и я переоденусь. Только надо сначала пойти помыться, а то я, кажется, с весны не мылся. Не хотите ли, господа, пойти в купальню, а тут пока приготовят.
Красивая Пелагея, такая деликатная и на вид такая мягкая, принесла простыни и мыло, и Алехин с гостями пошел в купальню.

Да, давно я уже не мылся, - говорил он, раздеваясь. - Купальня у меня, как видите, хорошая, отец еще строил, но мыться как-то всё некогда.
Он сел на ступеньке и намылил свои длинные волосы и шею, и вода около него стала коричневой.

Да, признаюсь… - проговорил Иван Иваныч значительно, глядя на его голову.
- Давно я уже не мылся… - повторил Алехин конфузливо и еще раз намылился, и вода около него стала темно-синей, как чернила.

Иван Иваныч вышел наружу, бросился в воду с шумом и поплыл под дождем, широко взмахивая руками, и от него шли волны, и на волнах качались белые лилии; он доплыл до самой середины плеса и нырнул, и через минуту показался на другом месте и поплыл дальше, и всё нырял, стараясь достать дна. «Ах, боже мой… - повторял он, наслаждаясь. - Ах, боже мой…» Доплыл до мельницы, о чем-то поговорил там с мужиками и повернул назад, и на середине плеса лег, подставляя свое лицо под дождь. Буркин и Алехин уже оделись и собрались уходить, а он всё плавал и нырял.

Ах, боже мой… - говорил он. - Ах, господи помилуй.
- Будет вам! - крикнул ему Буркин.

Вернулись в дом. И только когда в большой гостиной наверху зажгли лампу, и Буркин и Иван Иваныч, одетые в шелковые халаты и теплые туфли, сидели в креслах, а сам Алехин, умытый, причесанный, в новом сюртуке, ходил по гостиной, видимо, с наслаждением ощущая тепло, чистоту, сухое платье, легкую обувь, и когда красивая Пелагея, бесшумно ступая по ковру и мягко улыбаясь, подавала на подносе чай с вареньем, только тогда Иван Иваныч приступил к рассказу, и казалось, что его слушали не один только Буркин и Алехин, но также старые и молодые дамы и военные, спокойно и строго глядевшие из золотых рам.

Нас два брата, - начал он, - я, Иван Иваныч, и другой - Николай Иваныч, года на два помоложе. Я пошел по ученой части, стал ветеринаром, а Николай уже с девятнадцати лет сидел в казенной палате. Наш отец Чимша-Гималайский был из кантонистов, но, выслужив офицерский чин, оставил нам потомственное дворянство и именьишко. После его смерти именьишко у нас оттягали за долги, но, как бы ни было, детство мы провели в деревне на воле. Мы, всё равно как крестьянские дети, дни и ночи проводили в поле, в лесу, стерегли лошадей, драли лыко, ловили рыбу, и прочее тому подобное… А вы знаете, кто хоть раз в жизни поймал ерша или видел осенью перелетных дроздов, как они в ясные, прохладные дни носятся стаями над деревней, тот уже не городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю. Мой брат тосковал в казенной палате. Годы проходили, а он всё сидел на одном месте, писал всё те же бумаги и думал всё об одном и том же, как бы в деревню. И эта тоска у него мало-помалу вылилась в определенное желание, в мечту купить себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера.

Он был добрый, кроткий человек, я любил его, но этому желанию запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу я никогда не сочувствовал. Принято говорить, что человеку нужно только три аршина земли. Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку. И говорят также теперь, что если наша интеллигенция имеет тяготение к земле и стремится в усадьбы, то это хорошо. Но ведь эти усадьбы те же три аршина земли. Уходить из города, от борьбы, от житейского шума, уходить и прятаться у себя в усадьбе - это не жизнь, это эгоизм, лень, это своего рода монашество, но монашество без подвига. Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа.
Брат мой Николай, сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идет такой вкусный запах по всему двору, есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес. Сельскохозяйственные книжки и всякие эти советы в календарях составляли его радость, любимую духовную пищу; он любил читать и газеты, но читал в них одни только объявления о том, что продаются столько-то десятин пашни и луга с усадьбой, рекой, садом, мельницей, с проточными прудами. И рисовались у него в голове дорожки в саду, цветы, фрукты, скворечни, караси в прудах и, знаете, всякая эта штука. Эти воображаемые картины были различны, смотря по объявлениям, которые попадались ему, но почему-то в каждой из них непременно был крыжовник. Ни одной усадьбы, ни одного поэтического угла он не мог себе представить без того, чтобы там не было крыжовника.

Деревенская жизнь имеет свои удобства, - говорил он, бывало. - Сидишь на балконе, пьешь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо и… и крыжовник растет.
Он чертил план своего имения, и всякий раз у него на плане выходило одно и то же: a) барский дом, b) людская, с) огород, d) крыжовник. Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и всё копил и клал в банк. Страшно жадничал. Мне было больно глядеть на него, и я кое-что давал ему и посылал на праздниках, но он и это прятал. Уж коли задался человек идеей, то ничего не поделаешь.

Годы шли, перевели его в другую губернию, минуло ему уже сорок лет, а он всё читал объявления в газетах и копил. Потом, слышу, женился. Всё с той же целью, чтобы купить себе усадьбу с крыжовником, он женился на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства, а только потому, что у нее водились деньжонки. Он и с ней тоже жил скупо, держал ее впроголодь, а деньги ее положил в банк на свое имя. Раньше она была за почтмейстером и привыкла у него к пирогам и к наливкам, а у второго мужа и хлеба черного не видала вдоволь; стала чахнуть от такой жизни да года через три взяла и отдала богу душу. И конечно брат мой ни одной минуты не подумал, что он виноват в ее смерти. Деньги, как водка, делают человека чудаком. У нас в городе умирал купец. Перед смертью приказал подать себе тарелку меду и съел все свои деньги и выигрышные билеты вместе с медом, чтобы никому не досталось. Как-то на вокзале я осматривал гурты, и в это время один барышник попал под локомотив и ему отрезало ногу. Несем мы его в приемный покой, кровь льет - страшное дело, а он всё просит, чтобы ногу его отыскали, и всё беспокоится; в сапоге на отрезанной ноге двадцать рублей, как бы не пропали.

Это вы уж из другой оперы, - сказал Буркин.
- После смерти жены, - продолжал Иван Иваныч, подумав полминуты, - брат мой стал высматривать себе имение. Конечно, хоть пять лет высматривай, но всё же в конце концов ошибешься и купишь совсем не то, о чем мечтал. Брат Николай через комиссионера, с переводом долга, купил сто двенадцать десятин с барским домом, с людской, с парком, но ни фруктового сада, ни крыжовника, ни прудов с уточками; была река, но вода в ней цветом как кофе, потому что по одну сторону имения кирпичный завод, а по другую - костопальный. Но мой Николай Иваныч мало печалился; он выписал себе двадцать кустов крыжовника, посадил и зажил помещиком.

В прошлом году я поехал к нему проведать. Поеду, думаю, посмотрю, как и что там. В письмах своих брат называл свое имение так: Чумбароклова Пустошь, Гималайское тож. Приехал я в «Гималайское тож» после полудня. Было жарко. Везде канавы, заборы, изгороди, понасажены рядами елки, - и не знаешь, как проехать во двор, куда поставить лошадь. Иду к дому, а навстречу мне рыжая собака, толстая, похожая на свинью. Хочется ей лаять, да лень. Вышла из кухни кухарка, голоногая, толстая, тоже похожая на свинью, и сказала, что барин отдыхает после обеда. Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты одеялом; постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, - того и гляди, хрюкнет в одеяло.

Мы обнялись и всплакнули от радости и от грустной мысли, что когда-то были молоды, а теперь оба седы и умирать пора. Он оделся и повел меня показывать свое имение.
- Ну, как ты тут поживаешь? - спросил я.
- Да ничего, слава богу, живу хорошо.

Это уж был не прежний робкий бедняга-чиновник, а настоящий помещик, барин. Он уж обжился тут, привык и вошел во вкус; кушал много, в бане мылся, полнел, уже судился с обществом и с обоими заводами и очень обижался, когда мужики не называли его «ваше высокоблагородие». И о душе своей заботился солидно, по-барски, и добрые дела творил не просто, а с важностью. А какие добрые дела? Лечил мужиков от всех болезней содой и касторкой и в день своих именин служил среди деревни благодарственный молебен, а потом ставил полведра, думал, что так нужно. Ах, эти ужасные полведра! Сегодня толстый помещик тащит мужиков к земскому начальнику за потраву, а завтра, в торжественный день, ставит им полведра, а они пьют и кричат ура, и пьяные кланяются ему в ноги. Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое. Николай Иваныч, который когда-то в казенной палате боялся даже для себя лично иметь собственные взгляды, теперь говорил одни только истины, и таким тоном, точно министр: «Образование необходимо, но для народа оно преждевременно», «телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны и незаменимы».

Я знаю народ и умею с ним обращаться, - говорил он. - Меня народ любит. Стоит мне только пальцем шевельнуть, и для меня народ сделает всё, что захочу.
И всё это, заметьте, говорилось с умной, доброю улыбкой. Он раз двадцать повторил: «мы, дворяне», «я, как дворянин»; очевидно, уже не помнил, что дед наш был мужик, а отец - солдат. Даже наша фамилия Чимша-Гималайский, в сущности несообразная, казалась ему теперь звучной, знатной и очень приятной.

Но дело не в нем, а во мне самом. Я хочу вам рассказать, какая перемена произошла во мне в эти немногие часы, пока я был в его усадьбе. Вечером, когда мы пили чай, кухарка подала к столу полную тарелку крыжовнику. Это был не купленный, а свой собственный крыжовник, собранный в первый раз с тех пор, как были посажены кусты. Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник, молча, со слезами, - он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:

Как вкусно!

И он с жадностью ел и всё повторял:

Ах, как вкусно! Ты попробуй!

Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, «тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман». Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой. К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжелое чувство, близкое к отчаянию Особенно тяжело было ночью. Мне постлали постель в комнате рядом с спальней брата, и мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке. Я соображал: как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье… Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания… И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда - болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, - и все обстоит благополучно.

В ту ночь мне стало понятно, как я тоже был доволен и счастлив, - продолжал Иван Иваныч, вставая.

Я тоже за обедом и на охоте поучал, как жить, как веровать, как управлять народом. Я тоже говорил, что ученье свет, что образование необходимо, но для простых людей пока довольно одной грамоты. Свобода есть благо, говорил я, без нее нельзя, как без воздуха, но надо подождать. Да, я говорил так, а теперь спрашиваю: во имя чего ждать? - спросил Иван Иваныч, сердито глядя на Буркина. - Во имя чего ждать, я вас спрашиваю? Во имя каких соображений? Мне говорят, что не всё сразу, всякая идея осуществляется в жизни постепенно, в свое время. Но кто это говорит? Где доказательства, что это справедливо? Вы ссылаетесь на естественный порядок вещей, на законность явлений, но есть ли порядок и законность в том, что я, живой, мыслящий человек, стою надо рвом и жду, когда он зарастет сам или затянет его илом, в то время как, быть может, я мог бы перескочить через него или построить через него мост? И опять-таки, во имя чего ждать? Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!

Я уехал тогда от брата рано утром, и с тех пор для меня стало невыносимо бывать в городе. Меня угнетают тишина и спокойствие, я боюсь смотреть на окна, так как для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай. Я уже стар и не гожусь для борьбы, я неспособен даже ненавидеть. Я только скорблю душевно, раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать… Ах, если б я был молод!
Иван Иваныч прошелся в волнении из угла в угол и повторил:

Если б я был молод!
Он вдруг подошел к Алехину и стал пожимать ему то одну руку, то другую.

Павел Константиныч, - проговорил он умоляющим голосом, - не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро! Счастья нет и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!

И всё это Иван Иваныч проговорил с жалкой, просящею улыбкой, как будто просил лично для себя.
Потом все трое сидели в креслах, в разных концах гостиной, и молчали. Рассказ Ивана Иваныча не удовлетворил ни Буркина, ни Алехина. Когда из золотых рам глядели генералы и дамы, которые в сумерках казались живыми, слушать рассказ про беднягу-чиновника, который ел крыжовник, было скучно. Хотелось почему-то говорить и слушать про изящных людей, про женщин. И то, что они сидели в гостиной, где всё - и люстра в чехле, и кресла, и ковры под ногами говорили, что здесь когда-то ходили, сидели, пили чай вот эти самые люди, которые глядели теперь из рам, и то, что здесь теперь бесшумно ходила красивая Пелагея, - это было лучше всяких рассказов.
Алехину сильно хотелось спать; он встал по хозяйству рано, в третьем часу утра, и теперь у него слипались глаза, но он боялся, как бы гости не стали без него рассказывать что-нибудь интересное, и не уходил. Умно ли, справедливо ли было то, что только что говорил Иван Иваныч, он не вникал; гости говорили не о крупе, не о сене, не о дегте, а о чем-то, что не имело прямого отношения к его жизни, и он был рад и хотел, чтобы они продолжали…

Однако пора спать, - сказал Буркин, поднимаясь. - Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Алехин простился и ушел к себе вниз, а гости остались наверху. Им обоим отвели на ночь большую комнату, где стояли две старые деревянные кровати с резными украшениями и в углу было распятие из слоновой кости; от их постелей, широких, прохладных, которые постилала красивая Пелагея, приятно пахло свежим бельем.

Иван Иваныч молча разделся и лег.

Господи, прости нас грешных! - проговорил он и укрылся с головой.
От его трубочки, лежавшей на столе, сильно пахло табачным перегаром, и Буркин долго не спал и всё никак не мог понять, откуда этот тяжелый запах.
Дождь стучал в окна всю ночь.

Направление «Цели и средства».

Как бы это банально не звучало, но мы живем для того, чтобы наслаждаться жизнью, любить её, себя и окружающих, получать удовлетворение от собственных поступков и быть счастливыми. Если рассуждать схематично, то жизнь – это череда различных действий и ответвлений, ведущих к целям и конкретной мечте. Да, в процессе жизнедеятельности все это может видоизменяться, но сам путь от цели к цели остается в основании всего, и именно от этого зависит состояние человека, результат того, к чему от стремится всю свою жизнь. В данном сочинении мы попробуем прийти к выводу о том, какие цели важно ставить на жизненном пути.

Мне кажется, что как не существует одной конкретной правды, так и не существует понятия «достойная цель», которое удовлетворило бы каждого. Все люди разные, и то, что, к примеру, было бы действительно важным и стоящим для меня, может вызвать лишь осудительный смешок со стороны другого человека. По моему мнению, цель должна помогать нам двигаться дальше, а не зацикливаться на чем-то конкретном, она должна быть проводником, толчком к дальнейшим действиям, на одной конкретной цели не должна заканчиваться жизнь. Например, в рассказе А.П. Чехова «Крыжовник» автор знакомит нас с очередным «футлярным» человеком. Николай Иванович на протяжение всей жизни мечтал иметь свою усадьбу с крыжовником, это было целью всей его жизни. Для неё он отказывал себе во всем: в еде, сне, хорошей одежде, мужчина даже женился на старой, обеспеченной вдове и намеренно добился её смерти, чтобы получить деньги жены. Такая духовная деградация, как ему казалось, была намеренной жертвой для достижения заветной цели – но стоила ли она того? Получив свой неказистый участок и посадив на нем крыжовник, герой полностью остановился в развитии, в его жизни не стало смысла, он остановился. Как мне кажется, настоящая цель не должна требовать таких духовных жертв и не должна приводить к финалу, в особенности к такому.

Цель должна быть отправной точкой, одной из ступеней. Да, безусловно, это должна быть труднодоступная ступень, со своими особенными неровностями и изгибами. Но, во-первых, человек должен видеть смысл в том, чтобы шагнуть на неё, а, во-вторых, он должен видеть способы преодоления этих самых неровностей – в противном случае он перестанет верить в себя. Герой романа Н.В. Гоголя «Мертвые души» имел одну крупную цель и много мелких, которые были своеобразными шажками. Он хотел совершить аферу, заработать денег и статус, и для этого общался с большим количеством разнородных личностей, получая от каждой свою особенную выгоду. Но, в отличие от сада с крыжовником, цель Чичикова не была конкретной, конечной, мы понимаем это потому, что сам герой находится в постоянном движении. Он достигает одной цели и тут же движется к другой, проходя все испытания. Читателю становится ясно, что не за горами находятся все новые и новые этапы жизни Чичикова, в этом и есть прелесть героя – он умел ставить цели, важные для его дальнейшего развития, при этом отметая все лишнее и ненужное ему самому.

Какие цели важно ставить на жизненном пути? Те, достижение которых не повлечет за собой желание остановиться. Цель – это путь к постижению смысла, путь к полному удовлетворению, но интерес заключается в том, что никто и никогда не знает, каким может быть финал.

Произведения Антона Павловича Чехова – это панорамная картина человеческих нравов, пороков и доблестей, недостатков и достоинств.

Прозаик был по-бальзаковски плодовит, пытался разглядеть и описать все мельчайшие черточки на коже человеческой натуры. Только, в отличие от французского предшественника, Чехов облекал свои наблюдения в короткую форму рассказа.

За 25 лет автор создал около 9 сотен произведений, включая более габаритные пьесы и повести. Особый исследовательский интерес вызывает рассказ «Крыжовник». Он входит в так называемую «Маленькую трилогию», лейтмотивом которой является тема «жизни в футляре», или просто «футлярность».

Большой замысел «Маленькой трилогии»

В 1998 году в восьмом номере журнала «Русская мысль» появилось два коротеньких рассказа Чехова «Крыжовник» и «О любви». Им предшествовал «Человек в футляре», напечатанный на страницах той же «Русской мысли».

Произведения воспринимались целостно даже без глубокого погружения в смысл хотя бы потому, что у них были смежные герои. Это три приятеля – врач-ветеринар Иван Иванович Чимша-Гималайский, учитель Буркин и помещик Алехин. От истории к истории каждый из персонажей выступает в роли повествователя. Так, Буркин рассказывает об удивительной судьбе учителя Беликова из его родного городка («Человек в футляре»), Чимша-Гималайский повествует о брате-помещике («Крыжовник»), Алехин ностальгирует о романтической истории, произошедшей с ним самим («О любви»).

На самом деле Антон Павлович никакой трилогии не писал. Произведения объединили в цикл и назвали «Маленькой трилогией» уже исследователи его творчества. Тогда, в 90-е, замысел Чехова был намного масштабней.

Он хотел создать роман в рассказах, объединенных общими темами и героями. Было даже готово техническое название – «Рассказы из жизни моих друзей». Однако масштабного произведения не вышло. Сперва помешала работать болезнь, потом пропал энтузиазм. Писалось постно, невкусно, вспоминает сам Чехов, «точно на шестой неделе поста».

От великого замысла читателю осталось только три небольших рассказа, которые, однако, вошли в число лучших произведений русского классика и стали программными. Надо сказать, что их объединяет нечто большее, чем смежные персонажи. Все три истории связаны общей философией «футлярной жизни».

История чиновника, который мечтал стать барином

Рождению замысла «Крыжовника» послужил рассказ известного юриста, приятеля Чехова, Анатолия Федоровича Кони. Он как-то поведал историю о петербургском чиновнике, который долгое время копил деньги на очень дорогой парадный мундир, вышитый золотом. Наконец, мундир был сшит, но подобающего случая надеть его не представилось.

Всю зиму вещь протомилась в шкафу, и золотые вышивки потускнели от нафталина. Мундир потерял свой первоначальный лоск. Спустя полгода его хозяин скончался и, по злой насмешке судьбы, его похоронили в том самом мундире, на который он так долго копил и который не надел при жизни.

Чехова очень тронула эта история, и вот он уже делает первые черновые наброски. В них петербургский чиновник превращается в служащего казенной палаты, который всю жизнь копит на поместье с прудом и кустами крыжовника.

В качестве рассказчика выступает ветеринар Иван Иванович Чимша-Гималайский. Возвращаясь с охоты со своим приятелем учителем Буркиным, он попадает под дождь. Друзья решают переждать непогоду в усадьбе Алехина, которая находится неподалеку. Выкупавшись и устроившись поудобнее в гостиной, мужчины начинают вести неспешную беседу. Тут-то Иван Иванович и рассказывает о своем родном брате Николае Ивановиче, который на склоне лет сделался помещиком.

Детство братьев Чимша-Гималаевских прошло в дворянском поместье. Однако после смерти отца имение забрали за долги. О размеренной барской жизни пришлось забыть. Иван Иванович выучился на врача, Николай Иванович стал служащим казенной палаты. Несмотря на это брат Николай, не покинул мечты обзавестись собственным имением с прудом, в котором будут плавать уточки, и садом, засаженным кустами крыжовника.

Мечта так завладела Николаем Ивановичем, что он жил впроголодь, ходил в обносках, отказывал себе во всех радостях жизни и все копил, копил, копил. Женился поздно и только по той причины, что у его избранницы (совершенно некрасивой стареющей вдовы) имелся кое-какой капитал.

Эти деньги Николай Иванович кладет в банк и продолжает вести аскетичный образ жизни. За несколько лет он уморил супругу голодом и постоянными лишениями. Смерть жены Николая Ивановича особо не трогает, ведь у него огромная радость – он, наконец, скопил достаточно денег на поместье! Кимча-Гималаевский покупает землю с домом в Чумборокловой Пустоши и гордо делает приписку к названию «Гималайское тож».

Спустя несколько лет Иван Иванович навещает брата. «Гималайское тож» производит на него удручающее впечатление: вместо чистого пруда желтая речка, вокруг смог из-за действующих неподалеку заводов, везде котлованы, канавы, заборы, какие-то несуразно высаженные елки.

Во дворе его встречает толстая ленивая собака и заплывшая жиром неопрятная кухарка. Брата Иван Иванович сперва не узнает. Из скромного чиновника тот превратился в типичного барина. Толстый, ленивый, самодовольный, он дни напролет занимается тяжбами с вышеуказанными заводами, обходами своих владений и блаженной праздностью.

Наконец, к столу подают первый урожай крыжовника. Ягоды кислые, невкусные, но Николай Иванович этого не замечает. Он счастлив, его мечта сбылась. И даже ночью он встает из постели, чтобы съесть ягодку-другую своего обожаемого, долгожданного крыжовника.

«Футлярная» жизнь Николая Ивановича

История Николая Ивановича Чимши-Гималайского является примером так называемого «футлярного» образа жизни. Это жизнь, скованная правилами, нормами, условностями, не принимающая ничего нового, заплесневелая, нафталинная. Развитию и прогрессу в ней противопоставляется застой и регресс.

У каждого свой футляр. Вот Николай Иванович большую часть жизни был скован собственной мечтой. Он корпел на однообразной неинтересной работе, терпел материальные лишения, женился без любви. Все для того, чтобы в будущем купить поместье.

По сути его мечта не была гнусной. Николай Иванович не жаждал несметных богатств, не грезил быть властелином мира – только дом, земля, пруд, спокойная помещичья жизнь, которую у него, по нелепой прихоти судьбы, отняли в юные годы. Ах, да! Еще кусты крыжовника – такая-себе маленькая прихоть, идущая в довесок к идиллической картинке, нарисованной молодым Николаем Ивановичем.

Чехов осуждает не саму мечту чиновника Чимши-Гималайского, а мелкочинный, отвратный путь к идеалу. В результате просто не могло получиться ничего стоящего. А потому, став барином, Николай Иванович надевает на себя новый футляр. Он запирается в своем уродливом поместье и начинает вести бессмысленное существование.

Новый помещик никак не улучшает окружающую местность, лишь городит глухие заборы от внешнего мира. Его не интересуют аграрные инновации, благополучие и просвещение крестьян. Взаимодействие барина с местными сводится к взбучкам за провинности да небольшими алкогольными презентами по праздникам. И даже крыжовник вырастает невкусный как символ того, что дело всей жизни Николая Ивановича оказалось бесполезным.

Самое страшное – «футлярные люди» настолько плотно закрылись в своих убежищах, что не могут объективно оценить действительность. И Николай Иванович счастлив, всецело и слепо.

В следующей статье мы рассмотрим одно из самых известных произведений А.П. Чехова «Смерть чиновника» . Это короткий, но очень глубокий рассказ.

Предлагаем вам ознакомиться с коротким юмористическим рассказом Чехова “Налим”, в котором автор описал повадки этой рыбы, а так же высмеял людей, которые всегда знают что нужно делать, и убеждают в этом других.

Слово автора

Ранний Чехов рассказывал свои истории, словно шутя. Он всегда стоял в стороне от своих героев, предоставляя читателю полную свободу для анализа и умозаключений. Поздняя проза – это горькая ирония. Проблематика произведений остро задевает писателя, он больше не может быть сторонним наблюдателем. Однако свою точку зрения автор высказывает очень деликатно, не обращаясь к нарочитому назиданию.

В «Крыжовнике» авторскими устами заговорил Иван Иванович Чимша-Гималаевский, брат помещика из Чумборокловой Пустоши. Он осуждает образ жизни брата, считает его гибельным не только для конкретного человека, но и для всей нации.

Себялюбивость как порок
Человеческая жизнь не может сводиться к трем аршинам земли, собственному эгоистичному счастью. Нельзя существовать в своем уютном футляре, нужно расширять горизонты, думать о будущем. Целеустремленность хороша, но цель должна быть стоящей.

Эмоциональная речь Ивана Ивановича, увы, не произвела впечатления на слушающих. Буркин, далекий от подобного образа мыслей, засобирался спать. Алехин слушал вполуха, поскольку говорилось не о сене, крупе или дегте. Да и сам Иван Иванович печально прибавляет, что перемены – дело молодых, а он слишком стар. Перед сном ветеринарному врачу остается только помолиться о судьбе «нас грешных».

Такой финал не случаен. Чехов с горечью осознает, что Россия еще очень далека от кардинальных перемен, она кишит людьми в футлярах разного образца. К концу рассказа дождь так и не утихает, он продолжает стучать в окна всю ночь. Но когда-то, по негласному закону природы, непременно выглянет солнце.

Чехов “Крыжовник”

4.4 (88%) 5 votes