Артур конан дойл - морской договор. Морской договор

17.04.2019

Артур Конан Дойл

Морской договор

Июль того года, когда я женился, памятен мне по трем интересным делам. Я имел честь присутствовать при их расследовании. В моих дневниках они называются: «Второе пятно», «Морской договор» и «Усталый капитан». Первое из этих дел связано с интересами высокопоставленных лиц, в нем замешаны самые знатные семейства королевства, так что долгие годы было невозможно предать его гласности. Но именно оно наиболее ясно иллюстрирует аналитический метод Холмса, который произвел глубочайшее впечатление на всех, кто принимал участие в расследовании. У меня до сих пор хранится почти дословная запись беседы, во время которой Холме рассказал все, что доподлинно произошло, месье Дюбюку из парижской полиции и Фрицу фон Вальдбауму, известному специалисту из Данцига, которые потратили немало энергии, распутывая нити, оказавшиеся второстепенными. Но только когда наступит новый век, рас- сказать этот случай можно будет безо всякого ущерба 1 для кого бы то ни было. А сейчас мне хотелось бы рассказать историю с морским договором. Это дело в свое время тоже имело государственное значение, и в нем есть несколько моментов, придающих ему совершенно уникальный характер.

Еще в школьные годы я сдружился с Перси Фелпсом, который был почти что моим ровесником, но опередил меня на два класса. У него были блестящие способности - он получал почти все школьные премии и за выдающиеся успехи был удостоен стипендии, которая позволила ему добиться триумфа и в Кембридже. Помнится, у него были большие родственные связи. Еще в школе мы знали, что брат его матери лорд Холдхэрст - крупный деятель консервативной партии. Но тогда это знатное родство приносило ему мало пользы; напротив, было очень забавно вывалять его в пыли на спортивной площадке или ударить ракеткой ниже спины. Другое дело, когда он ступил на путь самостоятельной жизни. Краем уха я слышал, что благодаря своим способностям и влиянию дяди он получил хорошее место в министерстве иностранных дел. Но затем я совершенно забыл о нем, пока не получил следующего письма:

"Брайарбрэ, Уокинг.

Дорогой Уотсон, я не сомневаюсь, что вы помните «Головастика» Фелпса, который учился в пятом классе, когда вы были в третьем. Возможно даже вы слышали, что благодаря влиянию моего дяди я получил хорошую должность в министерстве иностранных дел и был в доверии и чести, пока на меня не обрушилось ужасное несчастье, погубившее мою карьеру.

Нет надобности писать обо всех подробностях этого кошмарного происшествия. Если вы снизойдете до моей просьбы, мне все равно придется вам рассказать все от начала до конца.

Объясните ему, что если я не обратится к нему прежде, то не потому, что я не ценил его таланта, а потому, что, с тех пор лак на меня обрушился этот удар, я все время находился в беспамятстве. Теперь сознание вернулось ко мне, хотя я и. не слишком уверенно чувствую себя, так как боюсь рецидива. Я еще так слаб, что могу, как вы видите, только диктовать. Прошу вас, приходите вместе с вашим другом.

Ваш школьный товарищ Перси Фелпс."

Что-то в его письме тронуло меня, было что-то жалостное в его повторяющихся просьбах привезти Холмса. Попроси он что-нибудь неисполнимое, я и тогда постарался бы все для него сделать, но я знал, как Холме любит свое искусство, знал, что он всегда готов прийти на помощь тому, кто в нем нуждается. Моя жена согласилась со мной, что нельзя терять ни минуты, и вот я тотчас после завтрака оказался еще раз в моей старой квартире на Бейкер-стрит.

Холме сидел в халате за приставным столом и усердно занимался какими-то химическими исследованиями. Над голубоватым пламенем бунзеновской горелки в большой изогнутой реторте неистово кипела какая-то жидкость, дистиллированные капли которой падали в двухлитровую мензурку. Когда я вошел, мой друг даже не поднял головы, и я, видя, что он занят важным делом, сел в кресло и принялся ждать.

Он окунал стеклянную пипетку то в одну бутылку, то в другую, набирая по нескольку капель жидкости из каждой, и наконец перенес пробирку со смесью на письменный стол. В правой руке он держал полоску лакмусовой бумаги.

Вы пришли в самый ответственный момент, Уотсон, - сказал Холме. - Если эта бумага останется синей, все хорошо. Если она станет красной, то это будет стоить человеку жизни.

Он окунул полоску в пробирку, и она мгновенно окрасилась в ровный грязновато-алый цвет.

Гм, я так и думал! - воскликнул он. - Уотсон, я буду к вашим услугам через минуту. Табак вы найдете в персидской туфле.

Он повернулся к столу и написал несколько телеграмм, которые тут же вручил мальчику-слуге. Затем сел на стул, стоявший против моего кресла, поднял колени и, сцепив длинные пальцы, обхватил руками худые, длинные ноги.

Самое обыкновенное убийство, - сказал он. - Догадываюсь, что вы принесли кое-что получше. Вы вестник преступлений, Уотсон. Что у вас?

Я дал ему письмо, которое он прочел самым внимательным образом.

В нем сообщается не слишком много, верно? - заметил он, отдавая письмо. - Почти ничего. - И все же почерк интересный. - Но это не его почерк. - Верно. Писала женщина!

Да нет, это мужской почерк!

Нет, писала женщина, и притом обладающая редким характером. Видите ли, знать в начале расследования, что ваш клиент, к счастью или на свою беду, тесно общается с незаурядной личностью, - это уже много. Если вы готовы, то мы тотчас отправимся в Уокинг и встретимся с этим попавшим в беду дипломатом и с дамой, которой он диктует свои письма.

На Ватерлоо мы удачно сели на ранний поезд и меньше чем через час оказались среди хвойных лесов и вересковых зарослей Уокинга. Усадьба Брайарбрэ находилась в нескольких минутах ходу от станции. Мы послали свои визитные карточки, и нас провели в гостиную, обставленную элегантной мебелью, куда через несколько минут вошел довольно полный человек, принявший нас очень радушно. Ему было уже лет за тридцать пять, но из-за очень румяных щек и веселых глаз он производил впечатление пухлого, озорного мальчугана.

Я рад, что вы приехали, - сказал он, экспансивно.пожимая наши руки. - Перси все утро спрашивает о вас. Бедняга, он цепляется за любую соломинку. Его отец с матерью просили меня встретить вас, потому что им больно даже упоминание об этом деле.

Мы пока еще ничего не знаем, - заметил Холме. - Как я догадываюсь, вы не член этой семьи.

Наш новый знакомый удивился, но, посмотрев вниз, рассмеялся. - Вы, разумеется, увидели монограмму «Дж. Г.» у меня на брелоке, - сказал он. - А я уже было поразился вашей проницательности. Я Джозеф Гаррисон, н так как Перси собирается жениться на моей сестре Энни, то буду его родственником по крайней мере со стороны жены. Сестру мою вы увидите в его комнате - последние два месяца она нянчит его, как ребенка. Пожалуй, нам лучше пройти к нему тотчас: он ждет вас с нетерпением.

Комната, в которую нас провели, была на том же этаже, что и гостиная. Это была полугостиная-полуспаль-ня, в ней было много цветов. Теплый летний воздух, напоенный садовыми ароматами, вливался в раскрытое окно, у которого на кушетке лежал очень бледный и изможденный молодой человек.

Когда мы вошли, сидевшая рядом с ним женщина встала.

Я пойду. Перси? - спросила она. Он схватил ее за руку, чтобы удержать. - Здравствуйте, Уотсон, - сказал он сердечно.

Вы отпустили усы - я бы ни за что не узнал вас, да и меня узнать мудрено. А это, наверно, ваш знаменитый друг - мистер Шерлок Холме?

Я коротко представил Холмса, и мы оба сели. Толстый молодой человек вышел, но его сестра осталась с больным, который не выпускал ее руки. Это была женщина примечательной внешности - с красивым смугловатым цветом лица, большими черными миндалевидными глазами и копной иссиня-черных волос, но для своего небольшого роста она была, пожалуй, несколько полновата. По контрасту с ее яркими красками бледное лицо ее жениха казалось еще более осунувшимся, изможденным.

Я не хочу, чтобы вы теряли время, - сказал он, приподнявшись на кушетке, - и сразу перейду к делу. Я был счастливым и преуспевающим человеком, мистер Холме. Уже готовилась моя свадьба, как вдруг ужасная беда разрушила все мои жизненные планы.

Уотсон, наверно, говорил вам, что я служил в министерстве иностранных дел и благодаря влиянию моего дяди, лорда Холдхэрста, быстро получил ответственную должность. Когда дядюшка стал министром иностранных дел в нынешнем правительстве, он стал давать мне ответственные поручения, и, так как я выполнял их с неизменным успехом, он в конце концов совершенно уверился в моих способностях н дипломатическом такте.

Июль того года, когда я женился, памятен мне по трем интересным делам. Я имел честь присутствовать при их расследовании. В моих дневниках они называются: «Второе пятно», «Морской договор» и «Усталый капитан». Первое из этих дел связано с интересами высокопоставленных лиц, в нем замешаны самые знатные семейства королевства, так что долгие годы было невозможно предать его гласности. Но именно оно наиболее ясно иллюстрирует аналитический метод Холмса, который произвел глубочайшее впечатление на всех, кто принимал участие в расследовании. У меня до сих пор хранится почти дословная запись беседы, во время которой Холмс рассказал все, что доподлинно произошло, месье Дюбюку из парижской полиции и Фрицу фон Вальдбауму, известному специалисту из Данцига, которые потратили немало энергии, распутывая нити, оказавшиеся второстепенными. Но только когда наступит новый век, рассказать этот случай можно будет безо всякого ущерба для кого бы то ни было. А сейчас мне хотелось бы рассказать историю с морским договором. Это дело в свое время тоже имело государственное значение, и в нем есть несколько моментов, придающих ему совершенно уникальный характер.

Еще в школьные годы я сдружился с Перси Фелпсом, который был почти что моим ровесником, но опередил меня на два класса. У него были блестящие способности – он получал почти все школьные премии и за выдающиеся успехи был удостоен стипендии, которая позволила ему добиться триумфа и в Кембридже. Помнится, у него были большие родственные связи. Еще в школе мы знали, что брат его матери лорд Холдхэрст – крупный деятель консервативной партии. Но тогда это знатное родство приносило ему мало пользы; напротив, было очень забавно вывалять его в пыли на спортивной площадке или ударить ракеткой ниже спины. Другое дело, когда он ступил на путь самостоятельной жизни. Краем уха я слышал, что благодаря своим способностям и влиянию дяди он получил хорошее место в министерстве иностранных дел. Но затем я совершенно забыл о нем, пока не получил следующего письма:

Брайарбрэ, Уокинг.

Дорогой Уотсон, я не сомневаюсь, что вы помните «Головастика» Фелпса, который учился в пятом классе, когда вы были в третьем. Возможно даже вы слышали, что благодаря влиянию моего дяди я получил хорошую должность в министерстве иностранных дел и был в доверии и чести, пока на меня не обрушилось ужасное несчастье, погубившее мою карьеру.

Нет надобности писать обо всех подробностях этого кошмарного происшествия. Если вы снизойдете до моей просьбы, мне все равно придется вам рассказать все от начала до конца.

Я только что оправился от нервной горячки, которая длилась два месяца, и я все еще слаб. Не могли бы вы навестить меня вместе с вашим другом, мистером Холмсом? Мне бы хотелось услышать его мнение об этом деле, хотя авторитетные лица утверждают, что ничего больше поделать нельзя. Пожалуйста, приезжайте с ним как можно скорее. Пока я живу в этом ужасном неведении, мне каждая минута кажется часом.

Объясните ему, что если я не обратится к нему прежде, то не потому, что я не ценил его таланта, а потому, что, с тех пор как на меня обрушился этот удар, я все время находился в беспамятстве. Теперь сознание вернулось ко мне, хотя я и не слишком уверенно чувствую себя, так как боюсь рецидива. Я еще так слаб, что могу, как вы видите, только диктовать. Прошу вас, приходите вместе с вашим другом.

Ваш школьный товарищ Перси Фелпс.

Что-то в его письме тронуло меня, было что-то жалостное в его повторяющихся просьбах привезти Холмса. Попроси он что-нибудь неисполнимое, я и тогда постарался бы все для него сделать, но я знал, как Холмс любит свое искусство, знал, что он всегда готов прийти на помощь тому, кто в нем нуждается. Моя жена согласилась со мной, что нельзя терять ни минуты, и вот я тотчас после завтрака оказался еще раз в моей старой квартире на Бейкер-стрит.

– Вы пришли в самый ответственный момент, Уотсон, – сказал Холмс. – Если эта бумага останется синей, все хорошо. Если она станет красной, то это будет стоить человеку жизни.

Он окунул полоску в пробирку, и она мгновенно окрасилась в ровный грязновато-алый цвет.

– Гм, я так и думал! – воскликнул он. – Уотсон, я буду к вашим услугам через минуту. Табак вы найдете в персидской туфле.

– Самое обыкновенное убийство, – сказал он. – Догадываюсь, что вы принесли кое-что получше. Вы вестник преступлений, Уотсон. Что у вас?

Я дал ему письмо, которое он прочел самым внимательным образом.

– В нем сообщается не слишком много, верно? – заметил он, отдавая письмо.

– Почти ничего.

– И все же почерк интересный.

– Но это не его почерк.

– Верно. Писала женщина!

– Да нет, это мужской почерк!

– Нет, писала женщина, и притом обладающая редким характером. Видите ли, знать в начале расследования, что ваш клиент, к счастью или на свою беду, тесно общается с незаурядной личностью, – это уже много. Если вы готовы, то мы тотчас отправимся в Уокинг и встретимся с этим попавшим в беду дипломатом и с дамой, которой он диктует свои письма.

– Я рад, что вы приехали, – сказал он, экспансивно пожимая наши руки. – Перси все утро спрашивает о вас. Бедняга, он цепляется за любую соломинку. Его отец с матерью просили меня встретить вас, потому что им больно даже упоминание об этом деле.

– Мы пока еще ничего не знаем, – заметил Холмс. – Как я догадываюсь, вы не член этой семьи.

Наш новый знакомый удивился, но, посмотрев вниз, рассмеялся. – Вы, разумеется, увидели монограмму «Дж. Г.» у меня на брелоке, – сказал он. – А я уже было поразился вашей проницательности. Я Джозеф Гаррисон, и так как Перси собирается жениться на моей сестре Энни, то буду его родственником по крайней мере со стороны жены. Сестру мою вы увидите в его комнате – последние два месяца она нянчит его, как ребенка. Пожалуй, нам лучше пройти к нему тотчас: он ждет вас с нетерпением.

Комната, в которую нас провели, была на том же этаже, что и гостиная. Это была полугостиная-полуспальня, в ней было много цветов. Теплый летний воздух, напоенный садовыми ароматами, вливался в раскрытое окно, у которого на кушетке лежал очень бледный и изможденный молодой человек.

Когда мы вошли, сидевшая рядом с ним женщина встала.

– Я пойду, Перси? – спросила она.

Он схватил ее за руку, чтобы удержать.

– Здравствуйте, Уотсон, – сказал он сердечно. – Вы отпустили усы – я бы ни за что не узнал вас, да и меня узнать мудрено. А это, наверно, ваш знаменитый друг – мистер Шерлок Холмс?

Я коротко представил Холмса, и мы оба сели. Толстый молодой человек вышел, но его сестра осталась с больным, который не выпускал ее руки. Это была женщина примечательной внешности – с красивым смугловатым цветом лица, большими черными миндалевидными глазами и копной иссиня-черных волос, но для своего небольшого роста она была, пожалуй, несколько полновата. По контрасту с ее яркими красками бледное лицо ее жениха казалось еще более осунувшимся, изможденным.

– Я не хочу, чтобы вы теряли время, – сказал он, приподнявшись на кушетке, – и сразу перейду к делу. Я был счастливым и преуспевающим человеком, мистер Холмс. Уже готовилась моя свадьба, как вдруг ужасная беда разрушила все мои жизненные планы.

Примерно десять недель назад, а точнее, двадцать третьего мая, он вызвал меня к себе в кабинет н, похвалив за старание, сказал, что хочет поручить мне новое ответственное дело.

– Вот это, – сказал он, беря серый свиток бумаги со стола, – оригинал тайного договора между Англией и Италией, сведения о котором уже просочились, к сожалению, в печать. Чрезвычайно важно, чтобы в дальнейшем никакой утечки информации не было. Французское или русское посольства заплатили бы огромные деньги, чтобы узнать содержание этого документа. Я бы предпочел не вынимать его из ящика моего письменного стола, если бы не было настоятельной необходимостью снять с него копию. В вашем кабинете есть сейф?

– Да, сэр.

– Тогда возьмите договор и заприте его в сейфе. Я дам указание, чтобы вам разрешили остаться, когда все уйдут, и вы сможете снять копию, не спеша и не боясь, что за вами будут подглядывать. Когда вы все кончите, заприте и оригинал и копию в сейф и завтра утром вручите их мне лично.

Я взял документ и…

– Простите, – перебил его Холмс, – вы были один во время разговора?

– Совершенно один.

– В большой комнате?

– Футов тридцать на тридцать.

– Посередине ее?

– Да, примерно.

– И говорили тихо?

– Дядя всегда говорит очень тихо. А я почти ничего не говорил.

– Спасибо, – сказал Холмс, закрывая глаза. – Пожалуйста, продолжайте.

– Я сделал точно так, как он мне велел, и подождал, пока уйдут клерки. Один из клерков, работавших со мной в одной комнате, Чарльз Горо, не управился вовремя со всей работой, и поэтому я решил сходить пообедать. Когда я вернулся, он уже ушел. Мне не терпелось поскорее закончить работу: я знал, что Джозеф – мистер Гаррисон, которого вы только что видели, – в городе и что он поедет в Уокинг одиннадцатичасовым поездом. И я тоже хотел поспеть на этот поезд.

С первого же взгляда я понял, что дядя нисколько не преувеличил значения договора. Не вдаваясь в подробности, могу сказать, что им определялась позиция Великобритании по отношению к Тройственному союзу и предопределялась будущая политика нашей страны на тот случай, если французский флот по своей боевой мощи превзойдет в Средиземном море итальянский флот. В договоре трактовались вопросы, имеющие отношение только к военно-морским делам. В конце стояли подписи высоких договаривающихся сторон. Я пробежал глазами договор и стал переписывать его.

Это был пространный документ, написанный на французском языке и насчитывающий двадцать шесть статей. Я писал очень быстро, но к девяти часам одолел всего лишь девять статей и уже потерял надежду попасть на поезд. Я хотел спать и плохо соображал, потому что плотно пообедал, да и сказывался целый день работы. Чашка кофе взбодрила бы меня. Швейцар у нас дежурит всю ночь в маленькой комнате возле лестницы и обычно варит на спиртовке кофе для тех сотрудников, которые остаются работать в неурочное время. И я звонком вызвал его.

"Брайарбрэ, Уокинг.

Ваш школьный товарищ Перси Фелпс."

Он окунул полоску в пробирку, и она мгновенно окрасилась в ровный грязновато-алый цвет.

Я дал ему письмо, которое он прочел самым внимательным образом.

Да нет, это мужской почерк!

Мы пока еще ничего не знаем, - заметил Холме. - Как я догадываюсь, вы не член этой семьи.

Когда мы вошли, сидевшая рядом с ним женщина встала.

Конан-Дойль Артур

Морской договор

Артур Конан Дойл

Морской договор

("Записки Шерлока Холмса" #10)

Июль того года, когда я женился, памятен мне по трем интересным делам. Я имел честь присутствовать при их расследовании. В моих дневниках они называются: "Второе пятно", "Морской договор" и "Усталый капитан". Первое из этих дел связано с интересами высокопоставленных лиц, в нем замешаны самые знатные семейства королевства, так что долгие годы было невозможно предать его гласности. Но именно оно наиболее ясно иллюстрирует аналитический метод Холмса, который произвел глубочайшее впечатление на всех, кто принимал участие в расследовании. У меня до сих пор хранится почти дословная запись беседы, во время которой Холмс рассказал все, что доподлинно произошло, месье Дюбюку из парижской полиции и Фрицу фон Вальдбауму, известному специалисту из Данцига, которые потратили немало энергии, распутывая нити, оказавшиеся второстепенными. Но только когда наступит новый век, рассказать этот случай можно будет безо всякого ущерба для кого бы то ни было. А сейчас мне хотелось бы рассказать историю с морским договором. Это дело в свое время тоже имело государственное значение, и в нем есть несколько моментов, придающих ему совершенно уникальный характер.

"Брайарбрэ, Уокинг.

Дорогой Уотсон, я не сомневаюсь, что вы помните "Головастика" Фелпса, который учился в пятом классе, когда вы были в третьем. Возможно даже, вы слышали, что благодаря влиянию моего дяди я получил хорошую должность в министерстве иностранных дел и был в доверии и чести, пока на меня не обрушилось ужасное несчастье и не погубило мою карьеру.

Я только что оправился от нервной горячки, которая длилась два месяца, и я все еще слаб. Не могли бы вы навестить меня вместе с вашим другом, мистером Холмсом? Мне бы хотелось услышать его мнение об этом деле, хотя авторитетные лица утверждают, что ничего больше поделать нельзя. Пожалуйста, приходите с ним как можно скорее. Пока я живу в этом ужасном неведении, мне каждая минута кажется часом. Объясните ему, что если я и не обратился к нему прежде, то не потому, что не ценил его талантов, а потому, что с тех пор, как на меня обрушился этот удар, я все время находился в беспамятстве. Теперь сознание вернулось ко мне, хотя я и не слишком уверенно чувствую себя, так как боюсь рецидива. что могу, как вы. видите, только диктовать. Прошу вас, приходите вместе с вашим другом.

Ваш школьный товарищ Перси Фелпс".

Что-то в его письме тронуло меня, было что-то жалостное в его повторяющихся просьбах привести Холмса. Попроси он что-нибудь неисполнимое, я и тогда постарался бы все для него сделать, но я знал, как Холмс любит свое искусство, знал, что он всегда готов прийти на помощь тому, кто в нем нуждается. Моя жена согласилась со мной, что нельзя терять ни минуты, и вот я тотчас после завтрака оказался еще раз в моей старой квартире на Бейкер-стрит.

Холмс сидел в халате за приставным столом и усердно занимался какими-то химическими исследованиями. Над голубоватым пламенем бунзеновской горелки в большой изогнутой реторте неистово кипела какая-то жидкость, дистиллированные капли которой падали в двухлитровую мензурку. Когда я вошел, мой друг даже не поднял головы, и я, видя, что он занят важным делом, сел в кресло и принялся ждать. Он окунал стеклянную пипетку то в одну бутылку, то в другую, набирая по нескольку капель жидкости из каждой, и наконец перенес пробирку со смесью на письменный стол. В правой руке он держал полоску лакмусовой бумаги.

Вы пришли в самый ответственный момент, Уотсон, сказал Холмс. - Если эта бумага останется синей, все хорошо. Если она станет красной, то это будет стоить человеку жизни.

Он окунул полоску в пробирку, и она мгновенно окрасилась в ровный грязновато-алый цвет.

Самое обыкновенное убийство, - сказал он. Догадываюсь, что вы принесли кое-что получше. Вы буревестник преступлений, Уотсон. Что у вас?

Я дал ему письмо, которое он прочел самым внимательным образом.

В нем сообщается не слишком много, верно? - заметил он, отдавая письмо.

Почти ничего.

И все же почерк интересный;

Но это же не его почерк.

Верно. Писала женщина!

Да нет, это мужской почерк!

Очень кратко По вине молодого человека пропадает документ государственной важности. Шерлок Холмс выясняет, что документ украл брат невесты молодого человека.

К Шерлоку Холмсу обращается за помощью Перси Фелпс, школьный товарищ доктора Уотсона. Фелпс болен и не может посетить квартиру на Бейкер-стрит, поэтому Шерлок Холмс и доктор Уотсон отправляются в усадьбу под Лондоном. Их встречает мистер Джозеф Гаррисон, брат невесты Перси, комнату которого тот сейчас занимает.

Родной брат матери Перси, лорд Холдхэрст - влиятельный политик - устроил Перси работать в министерство иностранных дел. Перси оказался хорошим работником, и ему стали давать ответственные поручения. Недавно дядя показал ему важный договор между Англией и Италией. Несмотря на строжайшую секретность, сведения о нём уже просочились в печать, и теперь Россия и Франция готовы заплатить огромные деньги, чтобы узнать его содержание. С документа необходимо снять копию. Лорд Холдхэрст вручил Перси договор, чтобы он запер его в сейф у себя в кабинете. После работы, когда все уйдут, Перси должен был спокойно снять копию, положить документы в сейф, а утром вернуть их дяде. Разговор происходил наедине, и подслушивание исключалось.

Один из сотрудников, Чарльз Горо, задержался на работе, поэтому Перси отправился пообедать. Когда он вернулся, Горо уже ушёл, и Перси принялся за работу. Он очень спешил закончить её, чтоб уехать с Джозефом последним поездом. Не сделав даже половины, Перси почувствовал усталость. Он вызвал дежурного швейцара, чтобы тот принёс ему кофе. На звонок пришла жена швейцара, которая работала уборщицей. Через некоторое время, увидев, что кофе не принесли, Перси решил узнать, в чём дело. Он увидел, что чайник кипит вовсю, а швейцар крепко спит. Перси разбудил его, и тут из рабочего кабинета Перси прозвенел звонок. Бросив всё, Перси побежал в свою комнату. Ни в коридорах, ни в комнатах никого не было, копия лежала на столе, а оригинал исчез. Так как в коридорах и закоулках спрятаться было негде, Перси решил, что похититель пришёл с улицы, но стоящий там полисмен никого не видел, кроме жены швейцара, идущей домой после работы. Перси хотел бежать за ней, но швейцар отговорил его.

В тот вечер был дождь, прохожие спешили домой, и Перси ничего не удалось выяснить. Осмотрев кабинет, он увидел, что следов на полу нет, окна закрыты изнутри, следовательно, преступник мог зайти только через дверь. Но как он мог проникнуть незамеченным, и почему он позвонил в звонок? Подозрение Перси пало на жену швейцара, миссис Танджи. Вместе с инспектором Скотланд-Ярда Перси отправился к ней домой. Перепуганная женщина пыталась спрятаться, объясняя это тем, что задолжала лавочнику и думала, что пришли описывать имущество. Арестовав её, полиция самым тщательным образом обыскала дом Танджи, но ничего не нашла. Также ничего не дала проверка Чарльза Горо, француза по происхождению.

От пережитых волнений Перси серьёзно заболел. У него началась нервная лихорадка. Уже десять недель Энни, невеста Перси, ухаживает за ним, не покидая больного ни на минуту. Полиция зашла в тупик, и у Перси осталась последняя надежда - великий сыщик Шерлок Холмс.

Шерлок Холмс тоже проверят семью Танджи и Чарльза Горо, но никаких компрометирующих улик не обнаруживает. Холмс решает проверить дядю Перси, лорда Холдхэрста, но беседа с ним ситуацию не проясняет.

На следующее утро Холмс с доктором Уотсоном посещают Перси Фелпса, который сообщает им, что ночью на него пытались напасть. Почувствовав себя лучше, он решил провести ночь без сиделки. Неожиданно он услышал шорох, перешедший в скрежет: кто-то пытался открыть окно снаружи. Открыв ставни, Перси увидел под окном закутанного в плащ человека с ножом в руке. Заметив Перси, человек убежал. Из-за слабости Перси не мог броситься за ним вдогонку, а на звонок прибежал только Джозеф. Осмотрев место под окном и сад, Джозеф увидел следы, которые терялись в траве, и выломанную доску в заборе. Холмс приходит к выводу, что доска была выломана давно, по другую сторону забора следов нет, и не заметно, чтобы с него кто-то спрыгивал.

Холмс отсылает Перси и доктора Уотсона в Лондон, а его невесту просит остаться и не отлучаться в течении дня из комнаты Перси, а уходя спать, запереть комнату на ключ и взять его с собой. Сам сыщик тоже остаётся в усадьбе.

Утром Шерлок Холмс появляется на Бейкер-стрит с забинтованной рукой. Ничего не объяснив, он приглашает друзей завтракать. Подняв крышку со своей тарелки, Фелпс вместо обещанной яичницы находит договор.

Сгорающим от любопытства друзьям великий сыщик рассказывает, как, проводив их, он перелез через забор и незаметно для обитателей дома проник под окно спальни Перси. Невеста Перси, читала допоздна в его комнате, как обещала Холмсу, и ушла, закрыв дверь на ключ и забрав его с собой. Ночью, открыв дверь ключом, в комнату зашёл Джозеф, закутанный в чёрный плащ и с ножом в руке. Так как он открыл окно, Холмс видел всё, что происходит в комнате. Вытащив из тайника договор, похититель выпрыгнул в окно и попал в объятия великого сыщика.

Изучив факты, Холмс пришёл к выводу, что Джозеф хорошо знаком с расположением комнат в доме и с расположением комнат в министерстве. Он зашёл за Перси на работу. Так как в комнате никого не было, он позвонил в звонок и тут заметил лежащий на столе документ. Поняв, что документ имеет огромную государственную важность, он сунул его в карман и ушёл. Положив его в своей комнате в тайник, Джозеф надеялся взять его через несколько дней и отнести в французское посольство, но тут его комнату отдали в распоряжение больному Перси, при котором неотлучно находилась сиделка. Когда Перси стало немного лучше, и он остался один на ночь, Джозеф попытался проникнуть в тайник, но попытка оказалась неудачной. Узнав, что комната пуста, вор решил попытаться ещё раз, но великий сыщик расстроил его планы.