В списках не значился читать краткое. Борис васильевв списках не значился

Роман «В списках не значился» Васильева, написанный в 1974 году, посвящен Великой Отечественной войне. Сквозь призму становления главного героя писателю удалось точно и емко описать все ужасы военного лихолетья.

Для лучшей подготовке к уроку литературы и для читательского дневника рекомендуем читать онлайн краткое содержание «В списках не значился» по главам.

Главные герои

Коля Плужников – девятнадцатилетний младший лейтенант, мужественный и решительный парень, патриот своей отчизны.

Мирра – еврейская девушка, инвалид, вынужденная передвигаться при помощи протеза, первая и единственная любовь Коли.

Другие персонажи

Вера – шестнадцатилетняя сестра коли.

Валя – подруга Веры, с детства влюбленная в Колю.

Сальников – отважный, хитрый, умный боец, верный друг Коли.

Вася Волков – юный красноармеец, потерявший рассудок после пережитых ужасов.

Федорчук – сержант, взрослый мужчина, который ради сохранения жизни предпочитает сдаться в плен немцам.

Степан Матвеевич – старшина, который после ранения в ногу и инфицирования раны подрывает себя вместе с немцами.

Семишный – парализованный старшина, последний оставшийся в живых соратник Коли.

Часть первая

Глава I

Девятнадцатилетний Коля Плужников оканчивает военное училище в звании младшего лейтенанта. Его вызывает к себе генерал и отмечает « отличные характеристики со стороны комсомола и со стороны товарищей ». Он предлагает молодому человеку остаться в училище на должности командира учебного взвода с перспективой продолжить учебу в Военной академии. Однако Коля отказывается от лестного предложения и просит перевести его в « любую часть и на любую должность ».

Глава II

Коля отправляется на новое место службы через Москву, где у него живет мать и шестнадцатилетняя сестра Вера. Юноша выкраивает несколько часов, чтобы повидать родных.

Дома он знакомится с подругой сестры, которая уже давно влюблена в него. В разговоре с Колей девушка делится опасениями, « что положение очень серьезное » и войны не избежать, но он успокаивает ее.

Танцуя с Валей, Коля остро ощущает, что это – любовь, « о которой он столько читал и с которой до сих пор так и не встретился ». Валя обещает навестить молодого человека на его новом месте службы.

Глава III

В Бресте Коля вместе со своими попутчиками он отправляется в ресторан, где видит немецкого жандарма – человека « из того мира, из порабощенной Гитлером Германии ».

В Бресте неспокойно: каждую ночь слышится вдали шум тягачей, танков, рев машин. После сытного ужина Коля расстается со своими попутчиками. Он остается в ресторане, где знакомится с хромой племянницей скрипача – Миррой. Девушка берется проводить лейтенанта в Брестскую крепость.

Глава IV

На контрольно-пропускном пункте Коля получает направление в казарму для командировочных. Мирра, которая работает в крепости, провожает Колю в казарму.

Ему кажутся подозрительными « провокационные разговоры », которые заводит его новая знакомая, а также поразительная « осведомленность этой хромоножки ».

Мирра приводит Колю на склад, где он пьет чай. Тем временем занимается рассвет 22 июня 1941 года. Слышится грохот разрывающихся снарядов. Понимая, что началась война, Плужников бросается к выходу, поскольку он так и не значится в списках.

Часть вторая

Глава I

Оказавшись на улице, лейтенант видит, что все объято огнем: « машины на стоянках, будки и временные строения, магазины, склады, овощехранилища ». От незнакомого бойца Коля узнает, что немцы прорвались в крепость и объявлена война с Германией.

Отыскав своих, Коля поступает в командование к замполитруку, но в страшной панике тот не принимает у него командировочные. Он приказывает плохо вооруженным бойцам отбить занятый немцами костел, угрожая тем, что « кто останется - дезертир ».

У советских солдат каждый патрон на счету, а воду они берегут для охлаждения пулеметов. Каждый из них надеется, « что армейские части прорвутся к ним на выручку именно к утру », и нужно как-то продержаться до этого момента.

Глава II

На следующий день « вновь застонала земля, закачались стены костела, посыпалась штукатурка, битые кирпичи ». Немцы прорываются в костел, и Коля вместе с Сальниковым перебегает в другое место, где находит небольшой отряд во главе со старшим лейтенантом. Плужников осознает, что « поддавшись панике, бросил бойцов и трусливо бежал с позиции ».

Бесконечные атаки, бомбежки и обстрелы непрерывной чередой сменяют друг друга. Коля, Сальников и пограничник, прорываясь под обстрелом, пытаются укрыться в подвальном отсеке. Вскоре они выясняют, что это – тупик, из которого нет выхода.

Глава III

Коля « отчетливо помнил только три первые дня обороны », затем дни и ночи слились для него в непрекращающуюся череду бомбежек и обстрелов. От сильнейшей жажды мутится сознание, и даже во сне все мысли только о воде.

От непрерывных автоматных очередей Сальников с Плужниковым укрываются в воронке, где их обнаруживает « молодой, сытый, чисто выбритый » немец. Сальников сбивает с ног немца и приказывает Коле бежать. Лейтенант замечает под кирпичной стеной узкую дыру, и ползет в нее « со всей скоростью, на какую только был способен ».

В подземелье Плужников обнаруживает Мирру и ее товарищей. В истерических конвульсиях он начинает обвинять их в трусости и предательстве. Но вскоре, утомленный, затихает.

Часть третья

Глава I

Коля выясняет, что склад, в котором накануне войны он пил чай, оказался накрыт « тяжелым снарядом в первые минуты артподготовки ». Старший сержант Федорчук, старшина Степан Матвеевич, красноармеец Вася Волков и три женщины оказались погребены заживо под завалами. Вся война для них шла наверху, и они « были отрезаны от своих и от всего мира ». У них имелся приличный запас пропитания, а воду они добывали из вырытого колодца.

Мужчины наугад долбили стены, пытаясь отыскать лазейку наверх. Через « запутанный лабиринт подземных коридоров, тупиков и глухих казематов » они пробрались к оружейному складу, который имел единственный выход – узкую нору, через которую спасся от верной смерти Плужников. Увидев нетронутый склад боеприпасов, он « с трудом удержал слезы » и приказал всем готовить оружие к бою.

Коля пытается пробраться к остаткам гарнизона, но в этот момент немцы подрывают стену и уничтожают последних бойцов, оставшихся в живых. Теперь в развалинах крепости остаются лишь чудом выжившие одиночки.

Плужников возвращается в подземелье и, совершенно опустошенный, лежит « без слов, дум и движения ». Он вспоминает всех тех, кто прикрывал его своим телом во время сражений, благодаря которым он остался жив.

Федорчук, думая, что « тронулся лейтенантик », закладывает кирпичом нору, что связывает их с миром наверху. Он просто хочет « жить, пока есть жратва и это глухое, не известное немцам подземелье ».

Плужников пытается покончить жизнь самоубийством, но в последний момент его останавливает Мирра.

Глава II

Коля вновь принимает на себя командование и приказывает разобрать проход наверх. В поисках своих он регулярно совершает вылазки, и во время одной из них затевает перестрелку с немцами.

Неожиданно пропадает Федорчук, и Коля вместе с Васей Волковым отправляется на поиски « невесть куда сгинувшего старшего сержанта ». Они замечают Федорчука, который собирается сдаться в плен немцам. Без тени сомнения лейтенант стреляет ему в спину и убивает предателя. Он « не чувствовал угрызений совести, застрелив человека, с которым не один раз сидел за общим столом ».

Спасаясь от преследования, Плужников и Вася натыкаются на пленных, и замечают их « странную пассивность и странное послушание ». Заметив знакомого красноармейца, Коля узнает у него, что Сальников находится в лазарете. Он приказывает передать ему пистолет, но пленный красноармеец, опасаясь за собственную жизнь, выдает немцам местонахождение Плужникова.

Спасаясь от преследования, Коля теряет из вида Волкова. Он понимает, что крепость занята не « штурмовыми немцами » – решительными и самоуверенными, а куда менее воинственными солдатами..

Глава III

Во время очередной вылазки Коля натыкается на двух немцев: одного он убивает, а второго берет в плен и приводит в подземелье. Узнав, что его пленник – недавно мобилизованный рабочий, он уже не в состоянии убить его, и отпускает на свободу.

Степан Матвеевич, страдая от загнивающей раны на ноге, осозает, что еще недолго протянет. Он решает подороже продать собственную жизнь, и взрывает себя вместе с большой группой немцев.

Часть четвертая

Глава I

В подземелье в живых остаются только Коля и Мирра. Лейтенант понимает, что нужно « проскользнуть, вырваться из крепости, добраться до первых людей и оставить у них девушку ». О том, чтобы сдаться в плен немцам Мирра даже не задумывается – ее, калеку и еврейку, сразу же убьют.

Во время обследования подвальных лабиринтов Плужников неожиданно натыкается на двух советских бойцов. Они делятся с лейтенантом своим планом – « рвать в Беловежскую пущу » и зовут его с собой. Вот только хромую Мирру они брать не намерены.

Услышав, как Коля заступается за нее, Мирра от избытка чувств признается юноше в любви и тот отвечает ей взаимностью.

Глава II

Молодые люди, окрыленные новым чувством, принимаются мечтать о том, чем они будут заниматься в Москве после окончания войны.

Во время очередного патрулирования подземелья Плужников обнаруживает Васю Волкова, который сошел с ума, не выдержав всех ужасов войны. Увидев Колю, он в страхе убегает, натыкается на немцев и погибает.

Коля становится свидетелем торжественного парада, который немцы устраивают по случаю приезда важных гостей. Плужников « видит перед собой фюрера Германии Адольфа Гитлера и дуче итальянских фашистов Бенито Муссолини », но даже не догадывается об этом.

Глава III

С наступлением осени в крепости появляются « колхозники, согнанные из соседних деревень » для расчистки территории от завалов и разложившихся трупов.

В поисках склада с провизией Плужников ежедневно роет туннели, « задыхаясь, ломая ногти, в кровь разбивая пальцы ». Он натыкается на мешок армейских сухарей и плачет от счастья.

Мирра сообщает Коле, что ждет ребенка, и ради его спасения должна выбраться из подземелья. Лейтенант отводит Мирру к группе женщин, которые разбирают завалы, в надежде, что в толпе никто не заметит новую девушку. Однако немцы быстро выясняют, что Мирра – лишняя.

Девушку жестоко избивают, а потом дважды протыкают штыком. В последние мгновения Мирра остро ощущает, « что у нее уже никогда не будет ни маленького, ни мужа, ни самой жизни ». Коля не видит, как девушку убивают, и пребывает в полной уверенности, что Мирре удалось вырваться в город.

Часть пятая

Глава I

Коля заболевает, и все время находится в полузабытьи. Почувствовав облегчение, он выбирается наружу и видит, что руины крепости покрыты снегом.

Немцы понимают, что в развалинах Коля остался один в живых. Они принимаются методично его отлавливать, но Плужникову удается прорвать оцепление. Все, что у него остается – « яростное желание выжить, мертвая крепость и ненависть ».

Глава II

Коля отправляется в подвалы, в которых он еще не был. Он встречает там единственного выжившего бойца – старшину Семишного, раненого в позвоночник, а потому не способного передвигаться. Однако старшина не « не желал сдаваться, с боем отдавая смерти каждый миллиметр своего тела ».

У него уже совсем нет сил, но он заставляет Плужникова ежедневно подниматься наверх и отстреливать захватчиков, « чтобы детям, внукам и правнукам своим заказали в Россию соваться ». Перед смертью Семишный передает полковое знамя, которое все время носил под одеждой.

Глава III

В апреле 1942 года немцы привозят еврейского скрипача к крепости в качестве переводчика. Они заставляют его спуститься в подземелье и уговорить бойца добровольно сдаться.

К тому времени Коля уже практически ослеп, и был загнан немцами в ловушку, из которой никак не выбраться. От скрипача он узнает, что фашисты разбиты под Москвой. Плужников просит его разнести весть, что « крепость не пала: она просто истекла кровью ».

Опираясь на скрипача, лейтенант с трудом выходит из своего укрытия. Невероятно изможденного слепого мужчину без возраста с раздутыми отмороженными ступнями все присутствующие встречают гробовым молчанием. Пораженный увиденным, немецкий генерал приказывает солдатам отдать честь герою. С широко распростертыми руками Плужников падает на землю и умирает.

Эпилог

На крайнем западе Беларуси стоит Брестская крепость, взявшая на себя первый удар утром 22 июня 1941 года. С разных уголков мира сюда приезжают туристы, чтобы почтить память павших бойцов. Экскурсоводы непременно рассказывают им легенду о неизвестном воине, которому удалось на протяжении десяти месяцев в одиночку вести бой с захватчиками.

Среди многочисленных экспонатов музея – чудом сохранившееся полковое знамя, да « маленький деревянный протез с остатком женской туфельки ».

Заключение

В своей книге Борис Васильев с удивительной простотой продемонстрировал всю мощь героического подвига молодого бойца, сумевшего доказать всем, что и один – в поле воин.

После ознакомления с кратким пересказом « В списках не значился» рекомендуем прочесть роман в полной версии..

Тест по роману

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.7 . Всего получено оценок: 57.

© Васильев Б. Л., наследники, 2015

* * *

Часть первая

1

За всю жизнь Коле Плужникову не встречалось столько приятных неожиданностей, сколько выпало в последние три недели. Приказа о присвоении ему, Николаю Петровичу Плужникову, воинского звания он ждал давно, но вслед за приказом приятные неожиданности посыпались в таком изобилии, что Коля просыпался по ночам от собственного смеха.

После утреннего построения, на котором был зачитан приказ, их сразу же повели в вещевой склад. Нет, не в общий, курсантский, а в тот, заветный, где выдавались немыслимой красоты хромовые сапоги, хрустящие портупеи, негнущиеся кобуры, командирские сумки с гладкими лаковыми планшетками, шинели на пуговицах и гимнастерка из строгой диагонали. А потом все, весь выпуск, бросились к училищным портным, чтобы подогнать обмундирование и в рост и в талию, чтобы влиться в него, как в собственную кожу. И там толкались, возились и так хохотали, что под потолком начал раскачиваться казенный эмалированный абажур.

Вечером сам начальник училища поздравлял каждого с окончанием, вручал «Удостоверение личности командира РККА» и увесистый «ТТ». Безусые лейтенанты оглушительно выкрикивали номер пистолета и изо всей силы тискали сухую генеральскую ладонь. А на банкете восторженно качали командиров учебных взводов и порывались свести счеты со старшиной. Впрочем, все обошлось благополучно, и вечер этот – самый прекрасный из всех вечеров – начался и закончился торжественно и красиво.

Почему-то именно в ночь после банкета лейтенант Плужников обнаружил, что он хрустит. Хрустит приятно, громко и мужественно. Хрустит свежей кожей портупеи, необмятым обмундированием, сияющими сапогами. Хрустит весь, как новенький рубль, которого за эту особенность мальчишки тех лет запросто называли «хрустом».

Собственно, все началось несколько раньше. На бал, который последовал после банкета, вчерашние курсанты явились с девушками. А у Коли девушки не было, и он, запинаясь, пригласил библиотекаршу Зою. Зоя озабоченно поджала губы, сказала задумчиво: «Не знаю, не знаю…» – но пришла. Они танцевали, и Коля от жгучей застенчивости все говорил и говорил, а так как Зоя работала в библиотеке, то говорил он о русской литературе. Зоя сначала поддакивала, а в конце обидчиво оттопырила неумело накрашенные губы:

– Уж больно вы хрустите, товарищ лейтенант.

На училищном языке это означало, что лейтенант Плужников задается. Тогда Коля так это и понял, а придя в казарму, обнаружил, что хрустит самым натуральным и приятным образом.

– Я хрущу, – не без гордости сообщил он своему другу и соседу по койке.

Они сидели на подоконнике в коридоре второго этажа. Было начало июня, и ночи в училище пахли сиренью, которую никому не разрешалось ломать.

– Хрусти себе на здоровье, – сказал друг. – Только, знаешь, не перед Зойкой: она – дура, Колька. Она жуткая дура и замужем за старшиной из взвода боепитания.

Но Коля слушал вполуха, потому что изучал хруст.

И хруст этот очень ему нравился.

На следующий день ребята стали разъезжаться: каждому полагался отпуск. Прощались шумно, обменивались адресами, обещали писать и один за другим исчезали за решетчатыми воротами училища.

А Коле проездные документы почему-то не выдавали (правда, езды было всего ничего: до Москвы). Коля подождал два дня и только собрался идти узнавать, как дневальный закричал издали:

– Лейтенанта Плужникова к комиссару!..

Комиссар, очень похожий на вдруг постаревшего артиста Чиркова, выслушал доклад, пожал руку, указал, куда сесть, и молча предложил папиросы.

– Я не курю, – сказал Коля и начал краснеть: его вообще кидало в жар с легкостью необыкновенной.

– Молодец, – сказал комиссар. – А я, понимаешь, все никак бросить не могу, не хватает у меня силы воли.

И закурил. Коля хотел было посоветовать, как следует закалять волю, но комиссар заговорил вновь:

– Мы знаем вас, лейтенант, как человека исключительно добросовестного и исполнительного. Знаем также, что в Москве у вас мать с сестренкой, что не видели вы их два года и соскучились. И отпуск вам положен. – Он помолчал, вылез из-за стола, прошелся, сосредоточенно глядя под ноги. – Все это мы знаем и все-таки решили обратиться с просьбой именно к вам… Это – не приказ, это – просьба, учтите, Плужников. Приказывать вам мы уже права не имеем…

– Я слушаю, товарищ полковой комиссар. – Коля вдруг решил, что ему предложат идти работать в разведке, и весь напрягся, готовый оглушительно заорать: «Да!»

– Наше училище расширяется, – сказал комиссар. – Обстановка сложная, в Европе – война, и нам необходимо иметь как можно больше общевойсковых командиров. В связи с этим мы открываем еще две учебные роты. Но штаты их пока не укомплектованы, а имущество уже поступает. Вот мы и просим вас, товарищ Плужников, помочь с этим имуществом разобраться. Принять его, оприходовать…

И Коля Плужников остался в училище на странной должности «куда пошлют». Весь курс его давно разъехался, давно крутил романы, загорал, купался, танцевал, а Коля прилежно считал постельные комплекты, погонные метры портянок и пары яловых сапог. И писал всякие докладные.

Так прошло две недели. Две недели Коля терпеливо, от подъема до отбоя и без выходных, получал, считал и приходовал имущество, ни разу не выйдя за ворота, словно все еще был курсантом и ждал увольнительной от сердитого старшины.

В июне народу в училище осталось мало: почти все уже выехали в лагеря. Обычно Коля ни с кем не встречался, по горло занятый бесконечными подсчетами, ведомостями и актами, но как-то с радостным удивлением обнаружил, что его… приветствуют. Приветствуют по всем правилам армейских уставов, с курсантским шиком выбрасывая ладонь к виску и лихо вскидывая подбородок. Коля изо всех сил старался отвечать с усталой небрежностью, но сердце его сладко замирало в приступе молодого тщеславия.

Вот тогда-то он и начал гулять по вечерам. Заложив руки за спину, шел прямо на группки курсантов, куривших перед сном у входа в казарму. Утомленно глядел строго перед собой, а уши росли и росли, улавливая осторожный шепот:

– Командир…

И, уже зная, что вот-вот ладони упруго взлетят к вискам, старательно хмурил брови, стремясь придать своему круглому, свежему, как французская булка, лицу выражение невероятной озабоченности…

– Здравствуйте, товарищ лейтенант.

Это было на третий вечер: носом к носу – Зоя. В теплых сумерках холодком сверкали белые зубы, а многочисленные оборки шевелились сами собой, потому что никакого ветра не было. И этот живой трепет был особенно пугающим.

– Что-то вас нигде не видно, товарищ лейтенант. И в библиотеку вы больше не приходите…

– Работа.

– Вы при училище оставлены?

– У меня особое задание, – туманно сказал Коля.

Они почему-то уже шли рядом и совсем не в ту сторону.

Зоя говорила и говорила, беспрерывно смеясь; он не улавливал смысла, удивляясь, что так покорно идет не в ту сторону. Потом он с беспокойством подумал, не утратило ли его обмундирование романтичного похрустывания, повел плечом, и портупея тотчас же ответила тугим благородным скрипом…

– …Жутко смешно! Мы так смеялись, так смеялись. Да вы не слушаете, товарищ лейтенант.

– Нет, я слушаю. Вы смеялись.

Она остановилась: в темноте вновь блеснули ее зубы. И он уже не видел ничего, кроме этой улыбки.

– Я ведь нравилась вам, да? Ну, скажите, Коля, нравилась?..

– Нет, – шепотом ответил он. – Просто… Не знаю. Вы ведь замужем.

– Замужем?.. – Она шумно засмеялась. – Замужем, да? Вам сказали? Ну и что же, что замужем? Я случайно вышла за него, это была ошибка…

Каким-то образом он взял ее за плечи. А может быть, и не брал, а она сама так ловко повела ими, что его руки оказались вдруг на ее плечах.

– Между прочим, он уехал, – деловито сказала она. – Если пройти по этой аллейке до забора, а потом вдоль забора до нашего дома, так никто и не заметит. Вы хотите чаю, Коля, правда?

Он уже хотел чаю, но тут темное пятно двинулось на них из аллейного сумрака, наплыло и сказало:

– Извините.

– Товарищ полковой комиссар! – отчаянно крикнул Коля, бросившись за шагнувшей в сторону фигурой. – Товарищ полковой комиссар, я…

– Товарищ Плужников? Что же это вы девушку оставили? Ай, ай.

– Да, да, конечно. – Коля метнулся назад, сказал торопливо: – Зоя, извините. Дела. Служебные дела.

Что Коля бормотал комиссару, выбираясь из сиреневой аллеи на спокойный простор училищного плаца, он намертво забыл уже через час. Что-то насчет портяночного полотна нестандартной ширины или, кажется, стандартной ширины, но зато не совсем полотна… Комиссар слушал, слушал, а потом спросил:

– Это что же, подруга ваша была?

– Нет, нет, что вы! – испугался Коля. – Что вы, товарищ полковой комиссар, это же Зоя, из библиотеки. Я ей книгу не сдал, вот и…

И замолчал, чувствуя, что краснеет: он очень уважал добродушного пожилого комиссара и врать стеснялся. Впрочем, комиссар заговорил о другом, и Коля кое-как пришел в себя.

– Это хорошо, что документацию вы не запускаете: мелочи в нашей военной жизни играют огромную дисциплинирующую роль. Вот, скажем, гражданский человек иногда может себе кое-что позволить, а мы, кадровые командиры Красной армии, не можем. Не можем, допустим, пройтись с замужней женщиной, потому что мы на виду, мы обязаны всегда, каждую минуту быть для подчиненных образцом дисциплины. И очень хорошо, что вы это понимаете… Завтра, товарищ Плужников, в одиннадцать тридцать прошу прибыть ко мне. Поговорим о вашей дальнейшей службе, может быть, пройдем к генералу.

– Ну, значит, до завтра. – Комиссар подал руку, задержал, сказал тихо: – А книжку в библиотеку придется вернуть, Коля. Придется!..

Очень, конечно, получилось нехорошо, что пришлось обмануть товарища полкового комиссара, но Коля почему-то не слишком огорчился. В перспективе ожидалось возможное свидание с начальником училища, и вчерашний курсант ждал этого свидания с нетерпением, страхом и трепетом, словно девушка – встречи с первой любовью. Он встал задолго до подъема, надраил до самостоятельного свечения хрустящие сапоги, подшил свежий подворотничок и начистил все пуговицы. В комсоставской столовой – Коля чудовищно гордился, что кормится в этой столовой и лично расплачивается за еду, – он ничего не мог есть, а только выпил три порции компота из сухофруктов. И ровно в одиннадцать прибыл к комиссару.

– А, Плужников, здорово! – Перед дверью комиссарского кабинета сидел лейтенант Горобцов – бывший командир Колиного учебного взвода, – тоже начищенный, выутюженный и затянутый. – Как делишки? Закругляешься с портянками?

Плужников был человеком обстоятельным и поэтому поведал о своих делах все, втайне удивляясь, почему лейтенант Горобцов не интересуется, что он, Коля, тут делает. И закончил с намеком:

– Вчера товарищ полковой комиссар меня тоже о делах расспрашивал. И велел…

Лейтенант Величко тоже был командиром учебного взвода, но второго, и вечно спорил с лейтенантом Горобцовым по всем поводам. Коля ничего не понял из того, что сообщил ему Горобцов, но вежливо покивал. А когда раскрыл рот, чтобы попросить разъяснений, распахнулась дверь комиссарского кабинета и вышел сияющий и тоже очень парадный лейтенант Величко.

– Роту дали, – сказал он Горобцову. – Желаю того же!

Горобцов вскочил, привычно одернул гимнастерку, согнав одним движением все складки назад, и вошел в кабинет.

– Привет, Плужников, – сказал Величко и сел рядом. – Ну, как дела, в общем и целом? Все сдал и все принял?

– В общем, да. – Коля вновь обстоятельно рассказал о своих делах. Только ничего не успел намекнуть насчет комиссара, потому что нетерпеливый Величко перебил раньше:

– Коля, будут предлагать – просись ко мне. Я там несколько слов сказал, но ты, в общем и целом, просись.

– Куда проситься?

Тут в коридор вышли полковой комиссар и лейтенант Горобцов, и Величко с Колей вскочили. Коля начал было «по вашему приказанию…», но комиссар не дослушал:

– Идем, товарищ Плужников, генерал ждет. Вы свободны, товарищи командиры.

К начальнику училища они прошли не через приемную, где сидел дежурный, а через пустую комнату. В глубине этой комнаты была дверь, в которую комиссар вышел, оставив озабоченного Колю одного.

До сих пор Коля встречался с генералом, когда генерал вручал ему удостоверение и личное оружие, которое так приятно оттягивало бок. Была, правда, еще одна встреча, но Коля о ней вспоминать стеснялся, а генерал навсегда забыл.

Встреча эта состоялась два года назад, когда Коля – еще гражданский, но уже стриженный под машинку – вместе с другими стрижеными только-только прибыл с вокзала в училище. Прямо на плацу они сгрузили чемоданы, и усатый старшина (тот самый, которого они порывались отлупить после банкета) приказал всем идти в баню. Все и пошли – еще без строя, гуртом, громко разговаривая и смеясь, – а Коля замешкался, потому что натер ногу и сидел босиком. Пока он напяливал ботинки, все уже скрылись за углом. Коля вскочил, хотел было кинуться следом, но тут его вдруг окликнули:

– Куда же вы, молодой человек?

Сухонький, небольшого роста генерал сердито смотрел на него.

– Здесь армия, и приказы в ней исполняются беспрекословно. Вам приказано охранять имущество, вот и охраняйте, пока не придет смена или не отменят приказ.

Приказа Коле никто не давал, но Коля уже не сомневался, что приказ этот как бы существовал сам собой. И поэтому, неумело вытянувшись и сдавленно крикнув: «Есть, товарищ генерал!» – остался при чемоданах.

А ребята, как на грех, куда-то провалились. Потом выяснилось, что после бани они получили курсантское обмундирование, и старшина повел их в портняжную мастерскую, чтобы каждый подогнал одежду по фигуре. Все это заняло уйму времени, а Коля покорно стоял возле никому не нужных вещей. Стоял и чрезвычайно гордился этим, словно охранял склад с боеприпасами. И никто на него не обращал внимания, пока за вещами не пришли двое хмурых курсантов, получивших внеочередные наряды за вчерашнюю самоволку.

– Не пущу! – закричал Коля. – Не смейте приближаться!..

– Чего? – довольно грубо поинтересовался один из штрафников. – Вот сейчас дам по шее…

– Назад! – воодушевленно заорал Плужников. – Я – часовой! Я приказываю!..

Оружия у него, естественно, не было, но он так вопил, что курсанты на всякий случай решили не связываться. Пошли за старшим по наряду, но Коля и ему не подчинился и потребовал либо смены, либо отмены. А поскольку никакой смены не было и быть не могло, то стали выяснять, кто назначил его на этот пост. Однако Коля в разговоры вступать отказался и шумел до тех пор, пока не явился дежурный по училищу. Красная повязка подействовала, но, сдав пост, Коля не знал, куда идти и что делать. И дежурный тоже не знал, а когда разобрались, баня уже закрылась, и Коле пришлось еще сутки прожить штатским человеком, но зато навлечь на себя мстительный гнев старшины…

И вот сегодня предстояло в третий раз встретиться с генералом. Коля желал этого и отчаянно трусил, потому что верил в таинственные слухи об участии генерала в испанских событиях. А поверив, не мог не бояться глаз, совсем еще недавно видевших настоящих фашистов и настоящие бои.

Наконец-то приоткрылась дверь, и комиссар поманил его пальцем. Коля поспешно одернул гимнастерку, облизнул пересохшие вдруг губы и шагнул за глухие портьеры.

Вход был напротив официального, и Коля оказался за сутулой генеральской спиной. Это несколько смутило его, и доклад он прокричал не столь отчетливо, как надеялся. Генерал выслушал и указал на стул перед столом. Коля сел, положив руки на колени и неестественно выпрямившись. Генерал внимательно поглядел на него, надел очки (Коля чрезвычайно расстроился, увидев эти очки…) и стал читать какие-то листки, подшитые в красную папку: Коля еще не знал, что именно так выглядит его, лейтенанта Плужникова, личное дело.

– Все пятерки – и одна тройка? – удивился генерал. – Отчего же тройка?

– Тройка по матобеспечению, – сказал Коля, густо, как девушка, покраснев. – Я пересдам, товарищ генерал.

– Нет, товарищ лейтенант, поздно уже, – усмехнулся генерал.

– Отличные характеристики со стороны комсомола и со стороны товарищей, – негромко сказал комиссар.

– Угу, – подтвердил генерал, снова погружаясь в чтение.

Комиссар отошел к открытому окну, закурил и улыбнулся Коле, как старому знакомому. Коля в ответ вежливо шевельнул губами и вновь напряженно уставился в генеральскую переносицу.

– А вы, оказывается, отлично стреляете? – спросил генерал. – Призовой, можно сказать, стрелок.

– Честь училища защищал, – подтвердил комиссар.

– Прекрасно! – Генерал закрыл красную папку, отодвинул ее и снял очки. – У нас есть к вам предложение, товарищ лейтенант.

Коля с готовностью подался вперед, не проронив ни слова. После должности уполномоченного по портянкам он уже не надеялся на разведку.

– Мы предлагаем вам остаться при училище командиром учебного взвода, – сказал генерал. – Должность ответственная. Вы какого года?

– Я родился двенадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать второго года! – отбарабанил Коля.

Он сказал машинально, потому что лихорадочно соображал, как поступить. Конечно, предлагаемая должность была для вчерашнего выпускника чрезвычайно почетной, но Коля не мог вот так, вдруг, вскочить и заорать: «С удовольствием, товарищ генерал!» Не мог потому, что командир – он был твердо убежден в этом – становится настоящим командиром, только послужив в войсках, похлебав с бойцами из одного котелка, научившись командовать ими. А он хотел стать таким командиром и поэтому пошел в общевойсковое училище, когда все бредили авиацией или на крайний случай танками.

– Через три года вы будете иметь право поступать в академию, – продолжал генерал. – А судя по всему, вам следует учиться дальше.

– Мы даже предоставим вам право выбора, – улыбнулся комиссар. – Ну, в чью роту хочешь: к Горобцову или к Величко?

– Горобцов ему, наверно, надоел, – усмехнулся генерал.

Коля хотел сказать, что Горобцов совсем ему не надоел, что он отличный командир, но все это ни к чему, потому что он, Николай Плужников, оставаться в училище не собирается. Ему нужна часть, бойцы, потная лямка взводного – все то, что называется коротким словом «служба». Так он хотел сказать, но слова запутались в голове, и Коля вдруг опять начал краснеть.

– Можете закурить, товарищ лейтенант, – сказал генерал, пряча улыбку. – Покурите, обдумайте предложение…

– Не выйдет, – вздохнул полковой комиссар. – Не курит он, вот незадача.

– Не курю, – подтвердил Коля и осторожно прокашлялся. – Товарищ генерал, разрешите?

– Слушаю, слушаю.

– Товарищ генерал, я благодарю вас, конечно, и большое спасибо за доверие. Я понимаю, что это – большая честь для меня, но все-таки разрешите отказаться, товарищ генерал.

– Почему? – Полковой комиссар нахмурился, шагнул от окна. – Что за новости, Плужников?

Генерал молча смотрел на него. Смотрел с явным интересом, и Коля приободрился:

– Я считаю, что каждый командир должен сначала послужить в войсках, товарищ генерал. Так нам говорили в училище, и сам товарищ полковой комиссар на торжественном вечере тоже говорил, что только в войсковой части можно стать настоящим командиром.

Комиссар растерянно кашлянул и вернулся к окну. Генерал по-прежнему смотрел на Колю.

– И поэтому большое вам, конечно, спасибо, товарищ генерал, – поэтому я очень вас прошу: пожалуйста, направьте меня в часть. В любую часть и на любую должность.

Коля замолчал, и в кабинете возникла пауза. Однако ни генерал, ни комиссар не замечали ее, но Коля чувствовал, как она тянется, и очень смущался.

– Я, конечно, понимаю, товарищ генерал, что…

– А ведь он молодчага, комиссар, – вдруг весело сказал начальник. – Молодчага ты, лейтенант, ей-богу, молодчага!

А комиссар неожиданно рассмеялся и крепко хлопнул Колю по плечу:

– Спасибо за память, Плужников!

И все трое заулыбались так, будто нашли выход из не очень удобного положения.

– Значит, в часть?

– В часть, товарищ генерал.

– Не передумаешь? – Начальник вдруг перешел на «ты» и обращения этого уже не менял.

– И все равно, куда пошлют? – спросил комиссар. – А как же мать, сестренка?.. Отца у него нет, товарищ генерал.

– Знаю. – Генерал спрятал улыбку, смотрел серьезно, барабанил пальцами по красной папке. – Особый Западный устроит, лейтенант?

Коля зарозовел: о службе в Особых округах мечтали как о немыслимой удаче.

– Командиром взвода согласен?

– Товарищ генерал!.. – Коля вскочил и сразу сел, вспомнив о дисциплине. – Большое, большое спасибо, товарищ генерал!..

– Но с одним условием, – очень серьезно сказал генерал. – Даю тебе, лейтенант, год войсковой практики. А ровно через год я тебя назад затребую, в училище, на должность командира учебного взвода. Согласен?

– Согласен, товарищ генерал. Если прикажете…

– Прикажем, прикажем! – засмеялся комиссар. – Нам такие некурящие страсть как нужны.

– Только есть тут одна неприятность, лейтенант: отпуска у тебя не получается. Максимум в воскресенье ты должен быть в части.

– Да, не придется тебе у мамы в Москве погостить, – улыбнулся комиссар. – Она где там живет?

– На Остоженке… То есть теперь это называется Метростроевская.

– На Остоженке… – вздохнул генерал и, встав, протянул Коле руку: – Ну, счастливо служить, лейтенант. Через год жду, запомни!

Первые строчки романа повествуют нам о радости, которая переполняет Колю Плужникова. Наконец-то он закончил военное училище и думал теперь о том, как он поскорее прибудет домой. Но, младшему лейтенанту, его командир поручил ему важное задание - разобраться с имуществом военного заведения. Все его друзья давно уже отдыхали, а Николай вторую неделю пересчитывал гимнастерки, портянки и составлял отчеты. В один прекрасный вечер Зоя, которая работала в местной библиотеке, пригласила молодого военного к себе в гости. Плужников знал, что девушка была замужем, и все равно согласился, но увидев комиссара, решил не поступать опрометчиво и не пошел к ней.

На следующий день Колю пригласил комиссар, для того, чтобы предложить ему выгодное место по службе. Генерал, присутствовавший при разговоре, просмотрел все его документы Плужникова, и отметил отличные знания. Он рекомендует Николаю остаться в училище и стать командиром. Коля был в растерянности, так как он был совсем молодой. И, неожиданно для него, он получает назначение на службу в Западный округ.

Совсем не отдохнув, Николай отбывает на место назначения. У него было три дня в запасе. И по пути на новое место, он решил навестить мать. Прибыв в Москву ранним утром, по пути домой он встречает свою сестру с подругой. Встреча с матерью была недолгой. Мать увидев, что Коля накупил много спиртного, растерялась, но сын сказал, закатит пир горой, отмечая свой приезд. За столом все веселились, и часто спрашивали Колю, не будет ли войны, на что, он отвечал утвердительно - не будет, так как между СССР и Германией заключен договор. Валя, еще больше полюбила молодого человека, и на прощание обещала его ждать.

Прибыв в Брест, не найдя места, где бы перекусить ему, он направляется в ресторан со случайными попутчиками. В городе все больше слышен рев и грохот военной техники, и все постоянно говорили о том, что скоро наступит война. Поужинав, Коля долго сидел в ресторане и слушал прекрасную музыку скрипача. Он никуда не торопился, а наслаждался этим спокойствием, зная о том, что в списках он еще не значится. Провожает его, племянница музыканта, Мира, которая хорошо знает всю обстановку в городе. И когда уже светало, то раздались взрывы. Началась война. Лейтенант поспешил в свой полк. Он оказывается в неизвестной ему крепости. При помощи незнакомого солдата он пробирается к своим, и вступает с другими солдатами в бой. Плужников сражается героически. На его глазах погибает политрук.

Фашисты уничтожают всех, пытаясь оставить всех поодиночке в разных местах крепости. Коля, отвоевывая у немцев каждый клочок нашей земли, не выдерживает и пытается застрелиться, но его отговаривает Мирра, которая влюбилась в солдата. Так они решили в таких тяжелых условиях создать семью, и девушка даже забеременела. Плужников, зная, что она здесь не сможет выдержать, направляет ее к работающим в завалах крепости пленным. Но гитлеровцы замечают лишнюю женщину и убивают Мирру. Николай, оставшись один, заболевает, и потихоньку слепнет, но продолжает бороться с врагом. В апреле 1942 года немцы находят Плужникова и выводят его. От переводчика он узнает, что фашистов разбили под Москвой. Проявляя уважение по отношению к стойкости нашего солдата, немецкие завоеватели, отдали честь Плужникову, которому было уже все равно. Он был доволен тем, что сполна выполнил долг перед Отчизной. Он умирает со спокойной душей и совестью перед Родиной.

В конце произведения мы видим, как ежегодно в наши дни приезжает к памятнику павшим за Брестскую крепость, незнакомая женщина, которая возлагает цветы и долго произносит имя Николай. Васильев показал нам через образ Николая Плужникова самоотверженный подвиг советских солдат в годы войны.

Картинка или рисунок В списках не значился

Другие пересказы для читательского дневника

  • Краткое содержание Собака Баскервилей Артура Конан Дойла

    В графстве Девоншир, в семейном поместье, в Англии, проживал сэр Чарльз Баскервиль. Издавна, в его семье в каждое поколение передавалось поверье о чудовищном псе.

  • Краткое содержание Двенадцать стульев Ильф и Петров (12 стульев)

    У Ипполита Матвеевича Воробьянинова умирает теща. Перед смертью старая женщина рассказывает, что в один из стульев гарнитура, который остался в Старгороде, зашиты все драгоценности, принадлежащие их семье.

  • Краткое содержание Бродяги Севера Кервуд

    Медвежонок Неева остается без матери. Медведицу убил охотник Чэллонер, и забрал ее детеныша себе. У охотника дома жил щенок, по кличке Микки. Он был небольшим и забавным. Щенок пытался подружиться с медвежонком

  • Краткое содержание Паустовский Растрепанный воробей

    История, которая случилась на самом деле, очень напоминает сказку. Жила семья: мама, папа, девочка и их няня. Время было непростое, послевоенное. Отец Маши ушел на фронт, когда началась война.

  • Краткое содержание Горький Исповедь

    Повесть Горького «Исповедь» идет от лица странника Матвея. Кто его настоящие родители он не знает, так как младенцем его подкинули на ступеньки часовни в барской усадьбе Лосева.

Сочинение

Герой, героизм, героическое... Эти слова с детства входят в нашу жизнь, формируя в человеке черты гражданина и патриота. Важная роль в этом процессе принадлежит русской литературе, в которой изображение подвига человека было и остается традиционным еще со времен «Слова о полку Игореве» и «Задонщины». В русской литературе XX века подвиг человека оказывается тесно связанным с темой Великой Отечественной войны, ставшей поистине «народной войной» для наших соотечественников. Среди прошедших эту войну было много будущих писателей: Ю. Бондарев, В. Быков, В. Закруткин, К. Воробьев, В. Астафьев и др.

Добровольцем Великой Отечественной, прошедшим ее от начала до конца, стал и Борис Львович Васильев, автор многих книг, посвященных этой святой для каждого теме.
Наибольшей известностью пользуется повесть Б. Васильева «А зори здесь тихие...», в которой с особой проницательностью выражена мысль о несовместимости войны с природой человека, тем более женщины, призванной дарить жизнь.

Но мне хотелось бы в своем сочинении обратиться к роману Б. Васильева «В списках не значился», который был опубликован в журнале «Юность» в 1974 году.

В центре романа - судьба молодого лейтенанта Николая Плужникова, прибывшего к месту службы - в Брестскую крепость - поздним вечером 21 июня 1941 года, а потому и не успевшего попасть в список состава гарнизона, но ставшего впоследствии последним защитником героической крепости.

«В списках не значился» - это история становления героического характера, мужающего в огне войны.

Роман композиционно делится на три части, хронологически продолжающих друг друга.
Итак, Коля Плужников прибывает в Брестскую крепость в ночь на 22 июня 1941 года. Он почти еще мальчик, очень наивный и непосредственный. Но в этой наивности заключена, мне кажется, большая правда времени, которое Б. Васильев рисует, избегая и намека на модернизацию, осовременивание прошлого в угоду моде, власти и т. п.

Коля искренне уверен, что известное сообщение ТАСС, в котором слухи о начале войны названы провокацией, исчерпывает все проблемы: «У нас с Германией договор о ненападении. Слухи о концентрации немецких войск у нашей границы... являются результатом происков англо-французских империалистов». А на вопрос о том, будет ли война, юноша быстро отвечает: «Это будет быстрая война. Самое главное - это решающая мощь Красной Армии. На вражеской территории мы нанесем врагу сокрушительный удар». Нам, людям начала XXI века, знающим о тяжких отступлениях Красной Армии в 1941 году, о страшном харьковском окружении 1942 года, эти слова героя невозможно читать без горькой улыбки.

Но не для того, чтобы посмеяться, Б. Васильев вводит на страницы романа своего Колю Плужникова. Это, если хотите, исходный момент в развитии героя.
Война резко меняет жизнь и сознание Николая. Ценой тяжких ошибок, познав высокую любовь и низкое предательство, Плужников приходит к пониманию того, что от его личного участия зависит многое.
Не сразу удалось пройти Николаю ту «науку ненависти», о которой писал М. А. Шолохов. Во второй части романа совершается переход героя в новое состояние: превращение мальчика в воина, в «товарища командира».
Однако мне кажется, что первая и вторая части являются своеобразной завязкой к третьей части. Вот когда погибли все друзья Плужникова, когда он остается единственным действующим бойцом в занятой, но непобежденной крепости, разворачивается основное действие романа. Резко меняется тон и даже ритм повествования, уходят драматические ноты военного сюжета, исчезают описания боевых эпизодов; возникает высокий психологический накал, на смену драме приходит высокая, превращающая юношу в Героя трагедия, кульминацией и развязкой которой одновременно становится последняя глава романа. Отсюда и торжественность, и особый, значимый смысл каждой фразы.
Непокоренный сын непокоренной родины не чувствует себя побежденным. Брестская крепость не пала, а просто истекла кровью, и Плужников - последняя ее капля. Он выше смерти, значит, выше забвения.

Полуживого, голодного Плужникова боятся фашисты: «У входа в подвал стоял невероятно худой, уже не имевший возраста человек..., длинные седые волосы касались плеч. Он стоял, строго выпрямившись... и, не отрываясь, смотрел на солнце ослепшими глазами. И из этих немигающих, пристальных глаз неудержимо текли слезы».
Подвиг Плужникова столь высок, что он поражает даже врагов. Когда он шел к санитарной машине, «вдруг немецкий генерал, щелкнув каблуками, вскинул руку к козырьку. Солдаты вытянулись и замерли». Но тот, кому отдавали честь враги, уже ничего не видел. Он был выше славы и выше смерти. «Он шел гордо и упрямо, как жил, и упал только тогда, когда дошел».

Невозможно читать без слез эту последнюю главу романа, в которой автор ни разу не назвал своего героя по имени. В начале романа он был для нас Колей Плужниковым, потом «товарищем командиром», а прощаемся мы с неизвестным русским солдатом, чье имя навеки осталось в народной памяти, хотя сам он и в списках не значился.
Я думаю, что тема подвига вечно будет существовать в русской литературе не только потому, что память о героях не умирает в наших сердцах, но и потому, что в наши дни, к сожалению, вновь погибают девятнадцатилетние ребята, а матери вновь надевают траурные одежды.

Когда человек совершает тот или иной нравственный поступок, то этим он еще не добродетелен; он добродетелен лишь в том случае, если этот способ поведения является постоянной чертой его характера. Гегель

Сюжеты повестей Василя Быкова представляют собой обычно какой-нибудь небольшой военный эпизод. Нравственная проблема же служит ключом, открывающим дверь в произведение. Так построены «Круглянский мост», «Обелиск», «Сотников», «Волчья стая» и некоторые другие произведения писателя. Особенно интересуют Быкова такие ситуации, в которых человек должен руководствоваться не прямым приказом, а своим нравственным компасом.

Учитель Мороз из повести «Обелиск» воспитывал в детях доброе, светлое, честное. И когда пришла война, его ученики устроили покушение на полицая. Детей арестовали. Немцы пообещали отпустить ребят, если явится укрывающийся у партизан учитель. С точки зрения здравого смысла являться Морозу в полицию было бесполезно: гитлеровцы все равно не пощадили бы подростков. Но с нравственной точки зрения Мороз должен был подтвердить своим поступком то, чему он учил детей, в чем убеждал их. Мороз не мог бы жить, если бы хоть один человек подумал, что он струсил, оставил детей в роковой момент. Учитель был казнен вместе с ребятами. Кто-то, может быть, расценит его поступок как безрассудное самоубийство. Но я так не думаю.

После войны на обелиске на месте расстрела школьников его фамилии не оказалось! Но нашлись те, в чьих душах проросло то доброе семя, которое заронил Мороз своим подвигом. Они сумели добиться справедливости: имя учителя было дописано на обелиске вместе с именами ребят-героев.

В заключение своей повести Быков делает читателя свидетелем спора, в котором один из сегодняшних умников пренебрежительно говорит, что нет особого подвига за этим Морозом, так как он даже ни одного немца не убил. В ответ на это собеседник, в ком жива благодарная память героям войны, резко говорит: «Он сделал больше, чем если бы убил сто. Он жизнь положил на плаху. Сам. Добровольно. Вы понимаете, какой это аргумент? И в чью пользу...». Этот аргумент как раз и относится к нравственному понятию: доказать всем, что твои убеждения сильнее грозящей смерти. Мороз переступил через естественную жажду выжить, уцелеть. С этого начинается героизм одного человека, столь необходимый для поднятия нравственного духа общества.

Герои Василя Быкова всегда стоят перед выбором. В книге «Сотников» перед нами два главных героя - Сотников и Рыбак. Рыбак более приспособлен к жизни нежели Сотников. Он силен, ловок, вынослив, он не трус, - сам вызвался идти в разведку с Сотниковым. Попав в партизанский отряд, ни от какой работы не отказывался. Рыбак ненавидит немцев и полицаев, предавших свой народ. На протяжении всей повести он заботится о своем товарище Сотникове. Он тащит его на себе, хотя сначала проявил слабость и бросил раненого товарища.

Страх за свою жизнь охватил Рыбака. И не удивительно, ведь в каждом человеке живет инстинкт самосохранения. Но он поборол свой страх, хотя это было для него не просто. Совесть одержала победу над жалостью к себе. Казалось бы, все хорошо, что хорошо кончается. Но на этом повесть не кончается. Попав в плен, Рыбак выбирает путь предательства, в отличие от Сотникова.

Сотников по физической силе уступает Рыбаку. Он менее приспособлен к жизни на войне. Но даже будучи больным, он идет в разведку, ибо если не он, то кто же? Всю дорогу Сотников испытывает перед Рыбаком чувство вины, потому что болен, ранен, потому что отстает. Время же терять нельзя.

Оба героя становятся перед выбором. И вот они оказались по разные стороны одной черты, разделяющей друзей и врагов. Рыбак, чувствуя себя виноватым, старается убедить себя, что большой вины за ним нет. Рыбак пытается заглушить голос совести, но ему это не удается. Он должен выбить чурбак из-под ног Сотникова, когда того будут вешать. И от этого он в ужасе!

Сотникову противно от предательства Рыбака. Он обводит взглядом толпу, и последний, кого он видит, - мальчик, который со страхом наблюдает за казнью. Сотников не удержался и улыбнулся мальчугану одними глазами. Он словно хочет сказать, что лучше умереть, чем быть предателем.
Страдания Сотникова закончились с его казнью. А вот у Рыбака начались проблемы с совестью. И здесь возникает аналогия с библейской историей Иуды Искариота. Рыбак понимает, что ему не вырваться, и решает свести счеты с жизнью, «...в тартарары, навеки... это единственный возможный выход...» Но судьба не дает ему даже такой возможности. И он продолжает жить, изнывая от мук совести.

Проблемы столкновения добра и зла, равнодушия и гуманизма актуальны всегда, и, как мне кажется, чем сложнее нравственная ситуация, тем сильнее интерес к ней. Конечно, эти проблемы не могут быть решены одним произведением и даже всей литературой в целом. Каждый раз это личное дело каждого. Но, может быть, людям будет проще сделать выбор, когда они будут иметь нравственный ориентир.

Борис Львович Васильев

«В списках не значился»

Часть первая

За всю жизнь Коле Плужникову не встречалось столько приятных неожиданностей, сколько выпало в последние три недели. Приказ о присвоении ему, Николаю Петровичу Плужникову, воинского звания он ждал давно, но вслед за приказом приятные неожиданности посыпались в таком изобилии, что Коля просыпался по ночам от собственного смеха.

После утреннего построения, на котором был зачитан приказ, их сразу же повели в вещевой склад. Нет, не в общий, курсантский, а в тот, заветный, где выдавались немыслимой красоты хромовые сапоги, хрустящие портупеи, негнущиеся кобуры, командирские сумки с гладкими лаковыми планшетками, шинели на пуговицах и гимнастерки из строгой диагонали. А потом все, весь выпуск, бросились к училищным портным, чтобы подогнать обмундирование и в рост и в талию, чтобы влиться в него, как в собственную кожу. И там толкались, возились и так хохотали, что под потолком начал раскачиваться казенный эмалированный абажур.

Вечером сам начальник училища поздравлял каждого с окончанием, вручал «Удостоверение личности командира РККА» и увесистый ТТ. Безусые лейтенанты оглушительно выкрикивали номер пистолета и изо всей силы тискали сухую генеральскую ладонь. А на банкете восторженно качали командиров учебных взводов и порывались свести счеты со старшиной. Впрочем, все обошлось благополучно, и вечер этот - самый прекрасный из всех вечеров - начался и закончился торжественно и красиво.

Почему-то именно в ночь после банкета лейтенант Плужников обнаружил, что он хрустит. Хрустит приятно, громко и мужественно. Хрустит свежей кожей портупеи, необмятым обмундированием, сияющими сапогами. Хрустит весь, как новенький рубль, которого за эту особенность мальчишки тех лет запросто называли «хрустом».

Собственно, все началось несколько раньше. На бал, который последовал после банкета, вчерашние курсанты явились с девушками. А у Коли девушки не было, и он, запинаясь, пригласил библиотекаршу Зою. Зоя озабоченно поджала губы, сказала задумчиво: «Не знаю, не знаю…», но пришла. Они танцевали, и Коля от жгучей застенчивости все говорил и говорил, а так как Зоя работала в библиотеке, то говорил он о русской литературе. Зоя сначала поддакивала, а в конце обидчиво оттопырила неумело накрашенные губы:

Уж больно вы хрустите, товарищ лейтенант. На училищном языке это означало, что лейтенант Плужников задается. Тогда Коля так это и понял, а придя в казарму, обнаружил, что хрустит самым натуральным и приятным образом.

Я хрущу, - не без гордости сообщил он своему другу и соседу по койке.

Они сидели на подоконнике в коридоре второго этажа. Было начало июня, и ночи в училище пахли сиренью, которую никому не разрешалось ломать.

Хрусти себе на здоровье, - сказал друг. - Только, знаешь, не перед Зойкой: она - дура, Колька. Она жуткая дура и замужем за старшиной из взвода боепитания.

Но Колька слушал вполуха, потому что изучал хруст. И хруст этот очень ему нравился.

На следующий день ребята стали разъезжаться: каждому полагался отпуск. Прощались шумно, обменивались адресами, обещали писать, и один за другим исчезали за решетчатыми воротами училища.

А Коле проездные документы почему-то не выдавали (правда, езды было всего ничего: до Москвы). Коля подождал два дня и только собрался идти узнавать, как дневальный закричал издали:

Лейтенанта Плужникова к комиссару!..

Комиссар, очень похожий на вдруг постаревшего артиста Чиркова, выслушал доклад, пожал руку, указал, куда сесть, и молча предложил папиросы.

Я не курю, - сказал Коля и начал краснеть: его вообще кидало в жар с легкостью необыкновенной.

Молодец, - сказал комиссар. - А я, понимаешь, все никак бросить не могу, не хватает у меня силы воли.

И закурил. Коля хотел было посоветовать, как следует закалять волю, но комиссар заговорил вновь.

Мы знаем вас, лейтенант, как человека исключительно добросовестного и исполнительного. Знаем также, что в Москве у вас мать с сестренкой, что не видели вы их два года и соскучились. И отпуск вам положен. - Он помолчал, вылез из-за стола, прошелся, сосредоточенно глядя под ноги. - Все это мы знаем, и все-таки решили обратиться с просьбой именно к вам… Это - не приказ, это - просьба, учтите, Плужников. Приказывать мы вам уже права не имеем…

Я слушаю, товарищ полковой комиссар. - Коля вдруг решил, что ему предложат идти работать в разведку, и весь напрягся, готовый оглушительно заорать: «Да!..»

Наше училище расширяется, - сказал комиссар. - Обстановка сложная, в Европе - война, и нам необходимо иметь как можно больше общевойсковых командиров. В связи с этим мы открываем еще две учебные роты. Но штаты их пока не укомплектованы, а имущество уже поступает. Вот мы и просим вас, товарищ Плужников, помочь с этим имуществом разобраться. Принять его, оприходовать…

И Коля Плужников остался в училище на странной должности «куда пошлют». Весь курс его давно разъехался, давно крутил романы, загорал, купался, танцевал, а Коля прилежно считал постельные комплекты, погонные метры портянок и пары яловых сапог. И писал всякие докладные.

Так прошло две недели. Две недели Коля терпеливо, от подъема до отбоя и без выходных, получал, считал и приходовал имущество, ни разу не выйдя за ворота, словно все еще был курсантом и ждал увольнительной от сердитого старшины.

В июне народу в училище осталось мало: почти все уже выехали в лагеря. Обычно Коля ни с кем не встречался, по горло занятый бесконечными подсчетами, ведомостями и актами, но как-то с радостным удивлением обнаружил, что его… приветствуют. Приветствуют по всем правилам армейских уставов, с курсантским шиком выбрасывая ладонь к виску и лихо вскидывая подбородок. Коля изо всех сил старался отвечать с усталой небрежностью, но сердце его сладко замирало в приступе молодого тщеславия.

Вот тогда-то он и начал гулять по вечерам. Заложив руки за спину, шел прямо на группки курсантов, куривших перед сном у входа в казарму. Утомленно глядел строго перед собой, а уши росли и росли, улавливая осторожный шепот:

Командир…

И, уже зная, что вот-вот ладони упруго взлетят к вискам, старательно хмурил брови, стремясь придать своему круглому, свежему, как французская булка, лицу выражение невероятной озабоченности…

Здравствуйте, товарищ лейтенант.

Это было на третий вечер: носом к носу - Зоя. В теплых сумерках холодком сверкали белые зубы, а многочисленные оборки шевелились сами собой, потому что никакого ветра не было. И этот живой трепет был особенно пугающим.